Кладбище мертвых апельсинов

Покаянную процессию возглавляли двадцать мальчиков с веревками на шее и с венками цветущего терна на головах. В руках они держали веревки толщиной в палец, которыми до крови хлестали друг друга по спине. Грудь и бедра мужчины, отрезавшего себе соски и постоянно бившего себя по плечам веревкой, были залиты кровью. Монах в насквозь пропитанной воском покаянной рубахе проходил меж двух горящих вязанок дров. Зеркала, которые кающиеся монахи постоянно носили с собой, указывали, что они могут видеть будущее. В летний зной – обнаженные мужчины и женщины, в болотистой воде канала, позволяя тысячам насекомых впиваться в их тела во искупление своих грехов. Монахиня из Сиены, причисленная к лику святых, высекла себя ветвями терновника, обмыла раны уксусом, солью и перцем. Чтобы как следует промерзнуть, она зимой вошла в пруд и на некоторое время подвесила себя вниз головой в дымовой трубе. Как ты можешь потворствовать гнуснейшей похоти, зная, что тем самым умножаешь муки твоего Господа? О мои распятый Иисус! Столь отвратительны грехи мои, что лучше умереть, нежели позволить своей плоти малейшее почтение. В Ветралле, вблизи Витербо, крестьянин убил троих своих детей восьми, десяти и двенадцати лет, чтобы избавить их от нищеты, и как можно раньше, а также прежде всего потому, что они невинны, дать им возможность попасть в рай. О возлюбленные, святые, вы, невинные детишки, заколотые как нежные агнцы во славу агнца Иисуса Христа. Да будут благословенны все ваши члены и все ваши раны! О вы, возлюбленные, святые, маленькие мученики! Ныне вы почитаемы, как первые мученики, нежные агнцы, без ропота отдавшие жизни за возлюбленного Христа.

* * *

В Неаполе во время поста четыре вола тащили по широким улицам к балкону королевского дворца огромную, величиной с четырехэтажный дом, пирамиду на больших колесах, увешанную мясом. На балконе стояли Их Величества и прочие знатные персоны. На самой верхушке пирамиды стояла золоченая статуя короля, а прямо под статуей были привязаны четыре живых теленка. По взмаху королевского платка бедняги бросались на пирамиду и начинали грабить. Сотнями они стояли вокруг и набивали мясо за пазухи своих схваченных поясом белых просторных халатов. Некоторые вместе с мясом срывались с пирамиды, падали и ранеными или мертвыми оставались лежать на земле. Те же, кто был внизу, вытаскивали мясо из халатов мертвецов. В следующее воскресенье пирамида была увешана птицей: живыми гусями, индюшками, утками, в следующее, третье воскресенье на пирамиду вешали различные хлеба и снова бедняки набрасывались на еду, и вновь были погибшие. В четвертое, последнее воскресенье поста, на пирамиде висели различные виды свежей и сушеной рыбы, и опять были погибшие. В тот раз даже пятьдесят волов не смогли сдвинуть с места тяжелую пирамиду, чтобы подтянуть ее под балкон королевского дворца. К пятидесяти волам припрягли еще двадцать. Но и семьдесят волов не сдвинули пирамиду с места, и, чтобы тянуть ее по мостовой, с галер пригнали триста рабов, которым с великим трудом удалось дотянуть увешанную рыбой пирамиду к королевскому дворцу.

* * *

Когда перед раненным в драке сардинцем неожиданно возник карабинер, он застегнул пиджак на кровоточащей груди, обнял своего врага, чтобы защитить его от ареста, и замертво упал на землю. О высокочтимая шуйца Господа моего? Что за боль пронзает тебя? Сколь глубоко входит в тебя гвоздь, сколь жестоко он ранит тебя? От чистого сердца благодарю тебя за эту боль и молю о прощении моих грехов. О бесценная рука! Покаянно целую тебя. Вдова сардинца остригла свои длинные черные волосы, обвязала ими руки своего убитого мужа и закричала: «Carosa me!» Украшенная маргаритками четырнадцатилетняя девочка, плача, села перед телом своего убитого отца, ножницами отрезала прядь своих волос и положила ее на две окровавленные, голубые по краям, раны на его груди.

* * *