— Вам не страшно? — прошептала Надя. — Мне немного. Представьте себе. Зимний вечер, загородный дом, огонь в камине, и вот сидят за столом четверо человек…
— В печке, — пробормотал Грибов невпопад. — Хотелось бы здесь камин, конечно, но у нас только печка.
— Неважно, — Надя всё ещё смотрела на Оксану. — Не боитесь ли вы узнать свою судьбу? Стать обладательницей сокровенных знаний? Ведь то, что скрыто в тумане будущего, не обязательно может быть хорошим, светлым, радостным…
Слова вылетали сами собой. Надя сделала усилие, чтобы замолчать. Взметнулись и тут же осели испуганные мысли.
Это всё алкоголь. Дешёвое вино ударило в голову, наполнив происходящее таинственным смыслом.
— Я готова, — сказала Оксана. — Говорите же!
Наташа открыла глаза и поняла, что коридор изменился. Из черноты под окном вдруг выплыли тени, обрели людские очертания. Задрожали листья фикуса. Воздух вокруг сделался вязким и тягучим.
Картинки. Картинки. Картинки.
Воспоминания из детства вспыхнули так ярко, будто кто-то подсёк их и вытащил на поверхность.
Наташа сидела у бабушки на коленях, а бабушка говорила почему-то торопливо и шёпотом.
От бабушки пахло воском и коровьим молоком. И ещё яичницей. Сметаной. Самогоном.
Бабушка говорила:
Странный звук, похожий одновременно на шлепанье босых ног и на хлопок ладоней повторился — шлеп! — и тени, ползущие по коридору, замерли, вытянув кривые черные руки.
Кто они? Откуда взялись?
Слезинка выкатилась из Наташиного правого глаза, поползла по щеке и сорвалась на пол.
— Не надо. Я не хочу…
Как будто её кто-то спрашивал.
Бабушка говорила:
Ноги сами несли вперёд. Наташа осторожно обогнула застывшие человеческие силуэты, дотронулась до дверной ручки кладовки, провернула. Дверь открылась бесшумно, втянув прохладный воздух внутрь.
А ведь Цыган любил играть в «ладушки». Бил могучими мозолистыми ладонями и хрипло хохотал над получившимся звуком.
В свете лампочки плавали встревоженные пылинки. Наташа разглядела в кладовке несколько деревянных полок. На них — смятые картонные коробки, деревянные ящики, какая-то мелочь вроде ржавой велосипедной цепи, набора инструментов, увесистого гаечного ключа, гнутых гвоздей в трехлитровой банке.
— Что?.. — шепнула Наташа, вытирая слезы.
Показалось — всего лишь краем глаза заметила — что тени вновь пришли в движение.
Она боялась обернуться. Знания в голове путались, терялись, рвались.
— Что мне делать?
Надя положила ладонь на колоду. Ощутила холодный картон. Влагу. Шершавую поверхность карт.
На мгновение ей показалось, что она снова маленькая десятилетняя девочка, которая сидит на скрипучем деревянном стуле в комнатке под лестницей. А перед ней за столом — мама. Гадает, беззвучно шевеля губами. Хмурится. Крестится.
Надя убрала руку. Новая колода. Пластик. Сухой, черт побери, пластик.
— Что-то не так? — спросила Оксана.
— Нет, всё… в порядке. Я думаю, как начать и что вообще делать. Нет опыта, знаете ли.
— А вы доверьтесь внутреннему чутью, — сказала Оксана. — Меня оно всегда выручает.
Рука снова легла на колоду. Надя нащупала кончиками пальцев верхнюю карту, перевернула.
Сквозь пластиковый прямоугольник внезапно проступило другое, дрожащее, как обман зрения — старенькая карта, обтертая по краям, с выцветшей картинкой. Запахло какими-то травами, холодным водяным паром. Надя втянула воздух носом, прикрыв глаза. Сухо треснуло полено в печке.
Наваждение развеялось. Перед Надей лежал новенький и красочный валет пик.
— Дурная весть, — пробормотала она, хотя могла поклясться, что секунду назад понятия не имела, что означает эта карта на верху колоды.
— Да-да, выпадало мне такое, — закивала Оксана. — А на следующее утро сдох Пижон, наш пес. Кто-то его отравил. Я грешу на одну девку заезжую…
— Подождите. Сейчас посмотрим, что выпадет следом. Судьбы строятся не на «раз-два». Это же целая линия, цепочка.
(И откуда эти знания в голове? Как туда попали?)