Кладбищенский смотритель (сборник)

Без палача не может обходиться ни одно общество, даже самое гуманное. За смерть у нас обычно наказывают смертью, хотя мне лично кажется это не совсем правильным и справедливым. Гораздо логичнее было бы оставить человеку жизнь, но сделать так, чтобы страдал и мучился. Долго, очень долго. Но нет: принцип человеколюбия требует, чтобы преступника непременно казнили, однако при этом предоставили возможность защитить себя. Такой парадокс — приговоренный имеет право сражаться за свою жизнь. И даже отстоять ее на честной дуэли. Если получится — он будет жить, нет — один смертник убьет другого смертника. Что справедливо и честно. И даже по-своему изящно.

Такая грустная мысль в очередной раз пришла мне в голову, когда я добирался до Сулы. Дальняя, провинциальная планета находилась на самой окраине освоенной нами Вселенной, но, тем не менее, она входила в Галактический союз и, следовательно, попадала под его юрисдикцию. И на ней действовало правило — «убей палача». Преступник, приговоренный к смерти, мог выбрать дуэль, чтобы отстоять свою жизнь. А правительство обязано предоставить ему выбор оружия и найти достойного соперника. И проследить, чтобы все было по закону.

На этот раз моим клиентом оказался некий Боб Дорел, примерный отец и отличный семьянин. Но однажды он не вовремя вернулся с работы и застал свою жену с молодым любовником. В припадке ревности убил обоих, а затем хладнокровно зарезал всех своих детей — чтобы не страдали без любимой мамочки. Такой вот любящий отец… А также еще он застрелил двух полицейских, вызванных бдительными соседями. За все это по совокупности его и приговорили к казни. А исполнителем приговора должен был стать я.

Мне приказали прибыть на Сулу и совершить правосудие. Билеты на межпланетный лайнер и шаттлы были заказаны, мое имя, как всегда, внесено в список пассажиров, а потому я отправился немедленно: чем быстрее сделаешь свою работу, тем быстрее освободишься. Если останешься жив, конечно. Ведь палач — тоже смертник, когда-то кого-то убивший и приговоренный к казни. И его жизнь — лишь отложенная на время смерть.

* * *

Я добрался до космопорта и пересел на шаттл — до орбитальной станции, а затем на ней — в космический лайнер. Две недели в стазисе — и вот я на Суле.

Вошел в планетный катер и сел в последнем ряду. Рядом со мной имелись свободные кресла, но их никто не занимал. Пассажиры осторожно косились в мою сторону и делали вид, что не замечают. Хотя не заметить меня довольно сложно — из-за белого балахона, который я ношу. Он закрывает меня целиком, оставляя лишь щелочки для глаз и прорезь для рта. Балахон выполняет две функции — во-первых, скрывает меня от посторонних глаз во время выполнения служебных обязанностей (чтобы родственники не вздумали отомстить), а во-вторых, предупреждает: «Не подходите, здесь убийца!»

Все верно, так оно и надо. Я действительно убийца, но одновременно — и жертва. Мои белые одежды напоминают о том, что я тоже совершил преступление и сейчас расплачиваюсь за него. Я обязан носить балахон до конца своей жизни, пока кто-то не убьет меня. Когда это может случиться? Не знаю. Может, через год, а может, сегодня, если мой противник окажется хитрее или чуть-чуть удачливее меня.

Между рядами кресел пошли стюардессы, разнося напитки. Они вежливо просили пассажиров не отстегивать раньше времени ремни и не вставать с места. Одна из них, стройная, миловидная блондинка, почти подошла ко мне, но, заметив белый балахон, резко повернулась и двинулась в обратном направлении. Я невесело усмехнулся — в принципе, я имею те же права, что и все прочие пассажиры, но на самом деле… Белые одежды делают меня неприкасаемым. Впрочем, так даже выгодно — никто не лезет с расспросами и нудными разговорами…

Пока шаттл летел к Суле, я просматривал местные новости. В них, как всегда, не было ничего интересного. Самая заурядная, скучная планетка, бывшая колония, однако нынче независимая. И очень этим гордая. Самым серьезным преступлением на ней, кстати, считается неуплата налогов…

Преступление же, совершенное Бобом Дорелом, наделало в свое время немало шума, но о нем вскоре позабыли. Правильно — люди не хотят помнить страшное и плохое, предпочитают помнить хорошее. Поэтому ожидаемая казнь никакого ажиотажа на планете не вызвала. Да и вообще не привлекла к себе никакого внимания. Кроме соответствующих служб, конечно.