Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов

— Эй, Четверг! — послышался знакомый мужской голос.

Я открыла глаза и посмотрела на солдата с разбитым в кровь лицом, которому оставалось жить меньше десяти секунд. Но это был не Антон — это был другой офицер, тот, которого я видела раньше и который мне нравился.

— Четверг! — громко сказала бабушка. — Четверг, просыпайся!

Я лежала в своей постели в «Сандерленде», обливаясь потом. Мне хотелось, чтобы все это оказалось просто дурным сном, — но это и был дурной сон, причем самый дурной, какой только можно придумать.

— Антон не погиб, — зачастила я. — Он не погиб в Крыму, это был другой человек, и его тут нет, потому что он погиб, а я все думала, что его стерла Хроностража, но они не…

— Четверг! — прикрикнула на меня бабушка. — Четверг, все было не так. Аорнида пытается запутать твои воспоминания. Антон погиб в той атаке.

— Нет, это был другой…

— Лондэн?

Но это имя мало что говорило мне. Бабушка рассказала мне об Аорниде, Лондэне и мнемоморфах, и хотя я понимала ее слова, но никак не могла до конца поверить ей. В конце концов, я видела гибель Лондэна собственными глазами!

— Ба, — сказала я, — у тебя опять твои… «затмения»?

— Нет, — ответила она. — Вовсе нет.

Но голосу ее недоставало прежней уверенности. Она написала на моей руке фломастером имя «Лондэн», и я уснула, думая, чего же хотел Антон, и о короткой страстной любви к лейтенанту, настигшей меня в Крыму, к тому самому лейтенанту, имени которого я не помнила. К тому, что погиб в той атаке.

Глава 23 Заседание беллетриции номер 40320

Ньюхена похоронили в Текстовом море. Были только приглашенные, так что Хэвишем присутствовала, а я нет. Места Перкинса и Ньюхена заняли генераты класса А9 и некоторое время изображали их в продолжениях — дешевых книжечках в бумажном переплете из серии «книга месяца». Когда тело Ньюхена погрузили в море, где оно рассыпалось на буквы, Глашатай прозвонил в свой колокольчик и произнес краткую надгробную речь в честь обоих. По мнению Хэвишем, вышло очень трогательно. Но главная ирония заключалась в том, что подарочное издание сериала о Перкинсе и Ньюхене уже готовилось, однако ни один из них об этом так и не узнал.

ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ

Беллетрицейские хроники

Все утро я чувствовала себя усталой и выжатой как лимон. Когда я встала, бабушка еще крепко спала и громко храпела, держа на коленях Пиквик. Я сварила кофе и сидела на кухне, читая «Подвижную литеру» и чувствуя себя из рук вон плохо, когда в дверь тихо постучали. Я слишком резко подняла голову, и в висках сразу же болезненно засвербило.

— Да? — откликнулась я.

— Это доктор Фнорп, наставник Лолы и Рэндольфа.

Я открыла дверь, проверила удостоверение и впустила его. Это был очень высокий человечек. У него были темные блондинистые волосы. Он говорил с заметным акцентом совершенно чисто и абсолютно незаметно прихрамывал. Он был генератом генератов — всем для всех.

— Кофе?

— Спасибо, — ответил он и добавил: — Ах-ха! — когда увидел, какую статью я читаю. — С каждым годом все больше номинаций!

Речь шла о Букверовской премии, которую, как я уже говорила, спонсировала программа СуперСлово™.

— Самый тупой шекспировский персонаж, — прочел он. — Эту получит Отелло, как пить дать. Вы собираетесь на церемонию?

— Меня просили представлять одну из номинаций, — ответила я. — Похоже, это единственная привилегия, которая полагается новоиспеченному беллетрицейскому.

— Да что вы говорите? — отозвался он. — Впервые будут присутствовать все генераты. Придется объявить в колледже выходной.

— Чем я могу вам помочь?

— Понимаете, — начал он, — Лола на этой неделе каждый день опаздывает, постоянно болтает в классе, сбивает с пути других девушек, курит, ругается, попалась на попытке изготовить самогон в школьной лаборатории. Она не уважает начальство и переспала почти со всеми одноклассниками.

— Ужас какой! — сказала я. — И что нам делать?

— Делать? — ответил Фнорп. — Ничего мы делать не будем. Лола замечательно получилась, так здорово, что мы готовим ее на главную роль в «Девушки начинают первыми», романтической комедии листов на тридцать. На самом деле меня тревожит Рэндольф.

— Понятно… А в чем дело?