Кладезь Погибших Сюжетов, или Марш генератов

Известие о том, что мисс Хэвишем попала в аварию, быстро облетело «Большие надежды». Я сочинила историю, будто она упала в камин, и попросила Пипа приехать и сымпровизировать сцену ее смерти. Он расстроился, но это давало ему хороший повод вернуться в Сатис-хаус по случаю инцидента с печами для обжига извести. Хэвишем с Пипом вместе обсудили эту проблему, и, когда они были готовы, я попрощалась и покинула комнату. Я ждала снаружи с тяжелым сердцем и вся сжалась, когда послышался крик и из-под двери ударил оранжевый свет. Я услышала ругань Пипа, затем удары и крики, когда он сбивал пламя своим плащом. Стиснув зубы, я зашагала прочь. Боль утраты разрывала мне сердце. Моя наставница была властной и порой невыносимой, но она защищала меня и хорошо меня обучила. Я буду помнить ее до конца своих дней.

Глава 26 Пост-Хэвишем блюз

Глашатай, когда не работал в «Охоте на Снарка», жил в роскошных апартаментах в Норленд-парке. Он возглавлял беллетрицию двадцать лет, и, согласно предписанию Совета жанров, ему пришло время сдать пост. Глашатай, как ни странно, и по имени был Глашатаем, а его служба в должности Глашатая являлась чистым совпадением. Прежде Глашатаем был Брэдшоу, а до него Вирджиния Вульф. Под ее руководством заседания беллетриции длились по несколько часов.

ГЛАШАТАЙ

Самая трудная работа в беллетриции

Часом позже я вошла в штаб беллетриции и позвонила в колокольчик. Это был сигнал для председателя, означавший событие первостепенной важности, и через несколько мгновений Глашатай появился. За воротничком у него торчала салфетка — мой вызов оторвал его от обеда. Я села и рассказала ему обо всем, что случилось. Ему тоже пришлось сесть, когда он все это услышал.

— Где сейчас «блюберд»? — спросил он.

— Снова на складе, — ответила я. — Я приказала провести осмотр. Впечатление такое, что ось сломалась от усталости металла.

— Несчастный случай?

Я кивнула. Все-таки, ее не достали. Несмотря на все происшедшее, я по-прежнему не могла найти ничего подозрительного в ее гибели, а в случае с Перкинсом у меня в активе значился всего лишь отсутствующий на месте ключ. Гонки всегда опасны. И Хэвишем знала это лучше, чем кто-либо.

— Сколько ей осталось?

— За время нашего разговора они разыграли сцену смерти в «Надеждах». Врач сказал, что ей осталась в лучшем случае глава — пока мы сводим ссылки на нее и ее появление до минимума.

Председатель похлопал меня по плечу.

— Придется обучить А-генерата на ее место, — тихо сказал он. — «Надежды» не будут уничтожены.

Он посмотрел мне в лицо.

— На несколько дней вы освобождаетесь от службы, мисс Нонетот. Побудьте дома, придите в себя, а мы подыщем для вас спокойное занятие, пока вы не сможете вернуться к своим обязанностям в полной мере.

Появился Твид.

— Что случилось? — спросил он. — Мне сказали…

Глашатай взял его под руку и рассказал ему обо всем, что произошло, а я сидела и думала, как мне теперь жить без Хэвишем. Подошел Твид и положил мне руку на плечо.

— Мне очень жаль, Четверг. Хэвишем была из лучших. Мы все ее очень ценили.

Я поблагодарила его.

— Может, вам будут интересны те копии отчета из Главного текстораспределитсльного управления?

— Что в них?

Он положил их передо мной.

— Это отчеты по СуперСлову™, написанные Перкинсом, Дином и мисс Хэвишем. Все трое дают программе полное «добро». Если Перкинс и был убит, то не из-за программы.

— Высшая читабельность?

— Похоже на то. Такая современная система нуждается в людях вроде вас, Нонетот, чтобы наблюдать за проведением ее в жизнь. Я предлагаю вам постоянную должность в Книгомирье.

Я посмотрела на него. Идея показалась мне заманчивой. В конце концов, в Суиндоне меня никто не ждал.

— Звучит неплохо, Твид. Могу я подумать?

Он улыбнулся.

— Сколько хотите.

Я вернулась в гидросамолет Мэри и перечитала финальную сцену мисс Хэвишем в «Больших надеждах». Профессионал до последней минуты, она отыграла собственную смерть с таким чувством, какого я никогда не замечала в ней при жизни. Отыскав бутылку вина, я налила себе большой стакан и с облегчением выпила. При этом я знала, что пить мне по какой-то причине не следует, но вспомнить этой причины не могла. Я посмотрела на руку, на которой утром было написано какое-то слово. Хэвишем настояла, чтобы я его смыла, и я послушалась, но мне все равно было интересно, и по оставшимся бледным следам я пыталась понять, что там было написано.

— Липтон,[78] — прошептала я. — Почему я написала на своей руке «Липтон»?