Кладоискатель и золото шаманов

– Правильно, Яковлевич, быстро выпитый стакан не считается налитым! – одобрил Слава. – Передай-ка вискаря.

Нам всем не мешало промочить горло. И хотя я уже успел немного отойти от беседы, в отличие от Гольдберга, который только что вернулся с Захарьевской, а Вадик и Слава вообще не попали под раздачу, накатить стакан возникла острая нужда.

Когда невидимая лапа живущей внутри нас твари немного отпустила душу, я взял слово:

– Что будем делать, господа? Я по поводу Ласточкина. Давайте решать, речь идет о деньгах. Нас здесь четверо, доля каждого равна. Лично я готов сдать находку государству, чтобы не ждать, когда за нами придут товарищи в габардиновых макинтошах. Игры с национал-патриотами кончились, теперь за нас возьмутся всерьез. Я хочу получить хотя бы дэцел вместо того, чтобы угодить в ментовскую засаду, которая может теперь поджидать нас на каждом шагу, и сесть, потеряв вообще все. Предлагаю решать. Ты как, Слава?

– Я как ты, – прямолинейно ответил афганец. – Как ты скажешь, Ильюха, так и я.

Все наши совместные затеи кончались прибылью. Друган к этому привык и был готов идти в ад, если я предложу найти у чертей золото. Слава хорошо помнил, как он появился у меня на пороге со справкой об освобождении и без будущего, как вскоре после этого стремительно и легко наладилась его личная жизнь.

– Если ты за то, чтобы сдать клад, то я тоже за. Я видел, как ты в тайге жилы рвал, но у тебя голова на плечах и, если считаешь, что золото надо сдать, значит, так лучше, – откровенно высказался он.

– Двое за сдачу, – сказал я. – Кто еще? Вы как, Давид Яковлевич?

– Лучше сдать, – закивал Гольдберг. – Мы на крючке. Если раньше продавать было рискованно, то сейчас совершенно нереально. Больше скажу: если нас поймают на факте передачи, то посадят и нас, и перекупщиков. Только контрагенты отсидят и выйдут, а нас на киче удавят.

«А ведь не врал легавый насчет пауков в банке. – Я смотрел на бледное трясущееся лицо Гольдберга и видел все ответы. – Законы у антикварных барыг волчьи, они мародерами питаются. Впрочем, какие деньги, такая и ответственность. Уровень действительно не мой. По крайней мере, пока».

– Будем оформлять добровольную передачу найденного клада, – продолжил Давид Яковлевич. – Только… Врата разрублены. Там очевидно наличие четырех частей, а у нас только две. Непременно возникнут вопросы, где мы прячем вторую половину.

– Если будут спрашивать, где вторая половина, сдадим им Кутха! – отрезал я. – У него золото на законном основании приобретено и хранится. Даже если нет, в любом случае ему без разницы, что Ласточкин, что УБЭП и вообще вся наша питерская милиция. У него на Камчатке свои расклады, он там царь и бог, причем в самом прямом смысле. И к тому же, а это главное, его заботы не наше дело!

Никто не возражал.

– Трое за, – подытожил я. – Вадик?

– Сдаем, – отрешенно сказал Вадик, разглядывая ногти.

Мы определили нашего золотого тельца на заклание.

– Значит, сдаемся? – Я обвел взглядом нашу банду. – Единогласно! По предварительному сговору, группой лиц, с целью наживы сдаем Золотые Врата государству. А ведь хорошая идея кому-то в голову пришла, – отдал я должное врагу, – со своей собственноручно организованной псевдонацистской структурой запугивать и вскрывать антикварных барыг. Интересно, скольких они раскрутили на сдачу антиквариата?

– Многих. – Давид Яковлевич выплеснул в рот весь виски из стакана и залпом проглотил. – Вы помните, как прошлой осенью в мусорных баках вдруг стали находить антик? Это отдел по борьбе с хищениями исторических и культурных ценностей ГУВД сработал. А в УБЭП по их методу свой «Трискелион» организовали и за нас взялись. Как ведь удачно попали, сволочи, на такую великолепную находку!

– Эх, яблочко, да наливной бочок, информацию на нас слил один торчок! – вздохнул я. – Знать бы, кто этот торчок…

– То есть это не один такой отряд? – Вадик оторвался от созерцания своих пальцев. – То есть это что значит?

– Это значит, что сейчас у каждой конторы своя банда, – буркнул Давид Яковлевич. – Ты телевизор смотришь? Видел, сколько их развелось? Такие, сякие, и всякие экстремисты. Думаешь, о них кто надо не знает? Тот, кто им вообще разрешил жить? В нашем государстве все, кому требовалось, насоздавали себе радикальных организаций, всяких нацистов, антифашистов и антисемитов, рот фронт всякий, и все делают свою задачу, – язык его заплетался. – Фашисты, не фашисты, а работают на большого брата, как стахановцы, а он купоны стрижет. Размножает всякую пакость, забывая, что опьяненные властью похмеляются кровью. Он еще хлебнет своей кровушки, хлебнет…

Гольдберг ворчал все тигле, грозился кому-то от обиды на весь мир.

– Ты как маленький, Вадик, – ухмыльнулся золотой пастью Слава. – В России ведь живешь. Если банды существуют, значит, это кому-нибудь нужно. Не парься!

– Я не парюсь, – прохныкал Вадик. – Я бабочками заниматься хочу.

– Кстати, Давид Яковлевич, – вернул я разговор в деловое русло. – Придется нам с Иваном Сергеевичем объясниться. Сделка как-никак срывается, а у меня еще одно предложение к нему есть.