Кладоискатели. Рассказы

До 5-го класса мы с моим другом Петькой Барановым кое-как дотянули, а в нынешнем году чуть не с первого дня посыпались на нас двойки.

Евдокия Ивановна, учительница математики, то и дело принимается нас ругать:

— Березкин и Баранов, встаньте! Мало того, что вы опять уроков не сделали, вы и в классе не слушаете, только болтаете друг с другом да вертитесь по сторонам. Не стыдно вам?

Мы с Петькой стоим, головы повесим, вроде бы нам стыдно. На самом же деле, все, что Евдокия Ивановна говорит, у нас в одно ухо влетает, в другое вылетает.

Пионервожатая Нюра Алексеева тоже зудит, как надоедливый комар:

— Лентяи! Опять по двойке схватили, весь класс назад тянете. Совести у вас нет.

— Мы не лентяи, и совесть у нас есть, — огрызаемся мы с Петькой. — Просто мы ничего понять не можем, непонятная она, эта математика. Мы не виноваты.

— Не понимаете — останьтесь после уроков на дополнительные занятия, Евдокия Ивановна вам объяснит.

Мы с Петькой переглядываемся. Наверное, у него мелькают те же мысли, что и у меня:

«Еще чего! Тут уроки-то еле высидишь, насилу звонка дождешься, не то что на какие-то дополнительные занятия оставаться! Нет уж…»

Но ничего этого мы Нюре, конечно, не говорим. Все равно она нас не поймет: сама-то она отличница, в 8-м классе учится.

Валя Васильчикова — она у нас председатель совета отряда— каждый день к нам пристает, прямо житья от нее нет:

— Витя! Петя! Почему опять примеры не решили? Почему задачу не решили?

— Не смогли.

— Пробовали решить? — недоверчиво спрашивает Валя.

— А то как же! — отвечаю я. — Три часа бились, все равно с ответом не сошлось.

Вру, конечно. Мы и задачника не открывали. Что толку его открывать? Все равно не решим, нечего и время зря тратить, лучше пойти погулять.

Валя не отстает:

— Чего ж ко мне не пришли? Решили бы вместе.

Это уж точно: Валя любой пример, любую задачку решит. Вот голова у человека, даже удивительно!

Только пусть она не дожидается, что мы с Петькой к ней пойдем, мол, помоги нам, дуракам. Не дождется! Лучше двойку получить, не так обидно. А что ругают нас, так мы к этому уж привыкли.

Но вот однажды в середине октября наша классная руководительница Алевтина Игнатьевна говорит нам с Петькой:

— Просто не знаю, что с вами делать. Все учителя на вас жалуются. По математике одни двойки, по остальным предметам еле-еле плететесь. Вот, полюбуйтесь. — Она стала перелистывать классный журнал: —История — тройки, география — тройки, русский язык, удмуртский язык — то же самое. Я вас спрашиваю: что это за учеба? До каких пор будет продолжаться это безобразие? Нет, видно, придется взяться за вас как следует.

И взялась.

На большой перемене в класс заглянула Нюра Алексеева:

— Баранов! Березкин! К директору!

Струхнули мы с Петькой, правду сказать, порядком. Директор у нас строгий, в очках, ребята его как огня боятся.

Делать нечего, раз вызывают — надо идти.

Стоим мы под дверью кабинета, смотрим на табличку «Директор», а у самих поджилки от страха дрожат: что-то теперь с нами будет?

Я говорю Петьке:

— Иди ты первый.

Петька мне:

— Сам иди, хитрый какой…

Вдруг дверь отворилась, и на пороге — сам директор! Так и сверлит нас глазами. Стекла у него в очках толстые, каким-то зеленоватым цветом отливают.

Мы с Петькой обомлели.

— Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, — говорим и сами себя не слышим.

— Здр-равствуйте, здр-равствуйте, — отвечает директор. — Чего под дверью топчетесь? Пр-рошу! — показывает он рукой на свой кабинет.

Вошли мы с Петькой, Михаил Дмитриевич дверь поплотнее прикрыл, не спеша прошел к своему столу, сел в кресло и стал молча разглядывать нас через свои очки.

Мы стоим перед ним, а рады бы сквозь землю провалиться.

Время идет, директор смотрит на нас и молчит. Тихо так в кабинете, даже в ушах звенит. Мы с Петькой переминаемся с ноги на ногу, головы, само собой, вниз опущены.

Вдруг слышим, директор спрашивает ласковым голосом:

— Ну-с… Как учимся, соколики? Каковы успехи по математике? По другим предметам? Много ли пятерок получили? А?

Мы — ни слова в ответ. Я на какой-то сучок в полу уставился, глаз не отвожу. Куда Петька смотрит, не знаю, слышу только, как он сопит у меня над ухом.

Тут директор встал, обеими руками в стол уперся и заговорил совсем другим голосом — у меня мурашки по спине побежали.

— Лоботрясы! Долго ли вы еще намерены школу позорить? Вы что — дети малые? Почему учителя должны с вами нянчиться? Хватит! Пусть вами займутся ваши родители. Завтра придете в школу с родителями. Ясно?

Я кивнул. И Петька кивнул.

— Все. Можете идти.

Два раза повторять ему не пришлось. Мы с Петькой кинулись к выходу, в дверях чуть с ног друг друга не сшибли.

После уроков вышли мы из школы, бредем рядышком по деревне, и свет нам не мил. Вон как дело повернулось! Учителя — что? Учителя поругают и отстанут, а с отцом другой разговор будет. Он и так время от времени показывает мне широкий солдатский ремень. Хотя не бил ни разу, только стращал. Но ведь и директор еще ни разу не вызывал отца в школу. Вдруг теперь возьмет да и выпорет? Только представить — и то плакать хочется.