В несколько прыжков я очутился у кустов и побежал вдоль просеки. Каждую сосну, встречавшуюся на пути, я обегал вокруг.
Продотрядники удивленно посмотрели на меня и снова взялись за дело.
— Макар! — сердитым голосом крикнул отец. — Пойди сюда!
Я подошел.
— Не ждал от тебя, — сдвинув брови, сказал отец. — Тут важное дело, а ты озорничаешь. Нашел время…
— Я не озорничаю, я свою кепку ищу.
— Эту, что ли? — спросил один из бойцов продотряда и поднял над головой мою кепку. — Сейчас подобрал…
Я подбежал к нему:
— Где? Где подобрал?
— Вон под той сосной валялась, — сказал боец. — Я подумал, грибник какой потерял. На, держи, в другой раз не роняй.
— Значит, тут зерно! — Я уверенно указал на кучу валежника.
— Гром тебя разрази! — зарычал Гергей Миквор. — Эх, не попался ты мне ночью, свернул бы я тебе, комбедовский щенок, голову!
— Руки коротки! — отозвался мой отец и принялся помогать продотрядникам грузить мешки на телеги.
Я стоял в сторонке, смотрел, как грузят зерно, и радостно думал, что теперь кулацкий хлеб достанется голодающим рабочим…
А еще был случай, когда моя кепка, можно сказать, жизнь мне спасла.
В тот год в нашей деревне начали создавать колхоз. Моего отца выбрали председателем. В колхоз записалось всего-навсего человек десять, остальные решили выждать. Отчего так было? Оттого, что кулаки мутили воду, отговаривали людей от колхоза. Кого отговаривали, а кому и грозили. К тому времени старый Гергей Миквор помер, первым богачом в деревне заделался его сын Тэмрекей. Были у нас и другие кулаки, помельче. У всех у них отрезали лучшие земли, передали вновь образованному колхозу. Ну и злились они, конечно.
Я в то время был уже взрослым парнем. Выучился на тракториста и, когда подошло время весенней пахоты, должен был пригнать из МТС трактор — пахать колхозные поля.
Собрался я в МТС, за десять верст от нашей деревни, под вечер.
Мать всполошилась:
— Не ходил бы, сынок, на ночь глядя! Сам знаешь: опасно.
И верно, бывали случаи, что кулаки убивали трактористов. Не хотели, чтобы трактора работали на колхозных полях. Оно и понятно. Взять хоть наш тогдашний колхоз: хозяйство было никудышное — три лошади да два плуга. Много ли с ними наработаешь? Вот государство и старалось дать колхозникам трактор. Колхозу помощь, кулакам — нож острый. Слыхал небось песню про Петрушу-тракториста?
— Ничего, мать, со мной не случится, — сказал я. — Жди меня завтра к утру.
Рано утром на новеньком «фордзоне» я подъезжал к своей деревне. Смотрю и глазам не верю: мост через речку разрушен! Еще вчера вечером переходил по этому мосту — был целехонек, а тут…
Ночью кулаки постарались, — думаю. — Может, хотели меня подкараулить, да прозевали, вот и решили мост сломать. Теперь небось притаились в прибрежном ракитнике, надеются, что я побегу в деревню за подмогой, брошу трактор на берегу, тогда они покалечат его или сожгут… Нет, не выйдет!»
Я начал газовать что было сил, мотор заревел на всю округу.
В деревне услыхали, бросились к реке, мой отец впереди. Люди кричат:
— Едет! Макар едет!
Подбежали ближе, видят, я не еду, а на месте стою — моста-то нет!
— Что будем делать, Тимофей Иваныч? — спрашивают колхозники.
Отец отвечает:
— Будем мост чинить. Макар, не отходи от трактора ни на минуту, слышишь?
Я кричу со своего берега:
— Слышу. Чините скорей!
Мужики в затылках скребут:
— Тут крепкие бревна нужны. Где их взять?
Отец им:
— А новый сруб Тэмрекея на что?
Тэмрекей — он тут же вертелся — услыхал, коршуном налетел на отца:
— Ты своим голодранцам начальник, а мне ты никто! Моим срубом не распоряжайся, он мне самому нужен: я новый дом буду ставить!
Мужики зашумели:
— У тебя и так дом в два этажа, куда тебе еще дом? Тэмрекей свое:
— Не ваше дело! Ни бревна не дам!
— Дашь! — сказал отец. — Мост не сам рухнул, это ты со своими приятелями его сломал. Вот твои бревна и пойдут на починку. Не дашь — сами возьмем.
Тэмрекей злобно сплюнул и пошел прочь от реки.
Мужики дружно взялись за дело, и после полудня мост был починен.
Я торжественно въехал в деревню.
Из домов повыбежали стар и млад, мужики и бабы. Кто смотрит с интересом, кто недоверчиво качает головой, кто в страхе крестится.
Я завел трактор под навес возле колхозного амбара и выключил мотор.
Слышу разговоры:
— Видал, железная телега без лошади едет!
— Ну и чудеса!
— Неужто пахать станет?
— А ты как думал!
— Как же без лошади-то? Ох, не верится…
— Поглядим…
— Не к добру это, мужики, испоганит трактор землю керосином, на такой земле хлеб нипочем расти не станет, только зерно зря загубят…
Ну, это, ясное дело, кулацкая агитация.
Настроение у меня в тот день было праздничное. Я живо представлял себе, как завтра на заре выведу трактор в поле и вспашу первую борозду…
До блеска вымыл я трактор, насухо протер ветошью, все ходил вокруг и оглаживал его, как лошадь, только что не обнимал. Оставил трактор под присмотром сторожа и пошел домой.
Неподалеку от дома дорогу мне преградил Мамат Пилька — приятель Тэмрекея, тоже кулацкий сынок.