Сосны стояли у вечности, и поднимались туда, и там у неба шумели. А маленькие елки, каждая обнимая сосну, слушали.
Смешанный лес
В сосновом бору только молиться, в березовом веселиться, в еловом трудиться. Но если не хочется ни молиться, ни веселиться, ни трудиться? Трудиться в еловом лесу – уморишься; значит, надо найти лес смешанный.
Это бывает, когда в еловом лесу человек какой-нибудь поработал топориком.
Форма сосны
Редко сосны опускают книзу свои ветки-крылья. Вырастая, они сбрасывают с себя все, что остается в тени, и ветки, устремленные вверх, как будто уносят к небу и дерево.
И человеку, когда он входит в сосновый бор, поднимает вверх голову, ему кажется, будто какие-то невидимые силы стремят его к небу.
Прирост у елок как будто темная волна, а у сосен прирост с веток поднимается вверх канделябрами.
Демьянова уха
Стоял отличный бор-черничник, и в нем изредка встречались березы, очевидно принятые соснами, как желанные гости. Светолюбивой березе, однако, неважно пришлось в гостях у светолюбивой сосны: береза любит свет, как и сосна, но силенок у березы и возможностей роста меньше, чем у сосны. Сосна стремится вверх, роняя боковые сучья, и достигает полога леса, и пробивает его, голая с пучком верхних сучьев своих. И этого пучка ей довольно.
А береза в погоне за сосной тоже роняет сучья, и тоже голая из последних сил достигает полога, и вместе с сосной пробивает его.
Но там, наверху, под прямым светом ей, бедной, без сучков, наверно, приходится быть в гостях у сосны, как гостю на ухе у Демьяна: свету много, а сучьев нет, и если какие остались, то только в тени, и есть им там вовсе не хочется.
Черные тени
Конечно, в жаркий солнечный день даже и елки каким-то скрытым своим лицом радостно обращаются к человеку, и он, среди черных теней встречая яркими пятнами солнечные затеи, мечтает о какой-то своей чудесной жар-птице даже и в ельнике.
Но и в такие солнечные дни эти елки сохраняют свое непокорное наивному счастью лиственных деревьев достоинство.
Жажда света
Среди густоты молодых елок, обсыпанных золотыми монетами березового листа, поднималась прямая белая береза с густым остатком наверху золотых листиков. На синем небе эти листики от ветра так играли, будто это не дерево, а женщина красивая, охваченная со всех сторон бедой, увидев меня, все-таки по привычке заиграла всеми своими улыбками.
Свету бы больше, и тогда все бы елки внутри леса, как на опушке, подняли бы вверх даже самые свои тяжелые нижние сучья.
«Свету бы!» – жалуется елка.
А светолюбивая сосна рядом с елкой живет и не жалуется: она просто сбрасывает все свои затененные сучья, и, пусть хоть одна только верхняя крона останется, она этой кроной поднимается вверх и не остается никогда без света, и все ветви ее всегда смотрят вверх.
Света нет!
Как можно к свету подняться, если света нет?..
А то бывает, сук и не знает, в какую сторону свет, и пойдет расти, куда ему легче: вниз и вниз.
Сама елка пряталась в опушке и не могла сойти со своего корня, чтобы выйти на свет. Но она выслала к свету свой сук, и он пробивался долго между деревьями, теряя боковые сучки и хвою.
Когда же с помощью оставшейся хвои на кончике он пробился на вольный свет, то так быстро стал богатеть, так тяжела была ему нарастающая хвоя, что он склонился до самой земли, и пополз по земле, и дошел до моей дорожки. Я заметил его, хотел приподнять, но он лежа пустил корешки на дорожку.
Спайка поколений
В лесу, как в семье, происходит спайка поколений.
В лесу нас радует не самый лес, его матерые высокие стволы, а больше подлесок, молодежь, кусты, трава-подстил, кочки, грибы, ягоды. Нас радует лес, как огромная семья в составе нескольких поколений, а никак не одни старики. Но посмотрите на любой лес возле города…
Бывает, возле города, куда ходят за топливом, так обчистят все, что остаются только большие деревья – и нет тоскливей тогда этого опустошенного леса, похожего на сборище холостых стариков, как в домах инвалидов.
Еловый лес
Какая строгость в еловом лесу! С тех пор как густой щетинкой начали маленькие елочки между собою борьбу за свет, сколько их погибло в этой борьбе, как изредилась эта буйная щетина. Но по-прежнему все-таки не могло протиснуться между ними новое живое существо из растений. Сколько хвоинок свалилось вниз, чтобы прикрыть землю, сохранить под ней влагу, не дать вырасти ни одной лишней травинке.
Суровая строгость в еловом лесу. От колючих отмерших сучьев внутри леса почти невозможно ходить, и снаружи на опушках ели стерегущие, как монахи, спускают одежду свою темную до самой земли. Сомкнувшись настороже, не дали бы они проникнуть внутрь леса легкому крылатому семечку березы или осины, и те, которым удалось бы сверху проникнуть, погибли бы все на сухой хвойной подстилке. Никому бы не дали елки подняться к свету между собой.
Долго бы стоять такому мрачному лесу в таежном безлюдье, пока бы молния не ударила и не зажгла бы. Пожаром, огнем обыкновенно кончается лес в таежном безлюдье.