На самом деле около реки (но далеко от мостов) горела большая барская усадьба, возле которой в тот день стоял французский конный батальон. Утром 28-го этот батальон отошёл к селению Бытча.
Интересно, но именно это маленькое недоразумение и стало впоследствии основной причиной того, что много лет спустя не был найден весьма солидный клад, историю которого я с удовольствием опишу в главе:
Четыре бочонка червонцев
Согласитесь, уважаемые читатели, воочию убедиться в реальности хотя бы одной из широко растиражированных журналистами кладоискательских легенд нашему брату — кладоискателю доводится далеко не так часто. И трудности на этом пути поджидают не только начинающих поисковиков-любителей, но даже и матёрых патриархов поискового дела. Отыскать место, где был некогда сокрыт тот или иной исторический клад, столь же трудно, как и найти в глухом лесу обороненный несколько лет назад перочинный ножик. Однако такие удачи иногда всё же случаются. Вот и мне 20 апреля 2000 года довелось поставить последнюю точку в широко известном в кладоискательском мире «деле» Якоба Кёнига.
Для того чтобы рассказать вам, кем же был этот человек с явно нерусской фамилией и каким образом он оказался причастен одному из знаменитейших российских кладов, мы с вами мысленно перенесёмся в последние дни осени 1812 года. Отступающие войска Бонапарта наконец-то добрались до небольшого белорусского городка Борисова, что стоит в междуречье Березины и впадающей в неё небольшой речки Сха. В те дни перед Наполеоном стояла сложнейшая задача. Требовалось не только привести в порядок уже весьма ослабленную и потрёпанную в непрерывных стычках армию, но и умудриться в условиях фактического окружения вырваться из ловушки самому и спасти хотя бы остатки некогда славного воинства.
Особая забота не только самого Наполеона, но и военачальников более низкого уровня была проявлена о сохранении вывозимых ценностей. Ведь кроме награбленных во время завоевательного похода сокровищ у них ещё имелись и увесистые войсковые кассы. Отступающие с войсками гарнизонные финчасти и передвижные магазины тоже располагали немалыми финансовыми средствами. Короче говоря, вопрос сохранения наличности волновал начальников всех уровней, даже и в исключительных по сложности обстоятельствах. Надеяться на честность и исполнительность тех, кто отступал от самой Москвы, было явно неразумно. Слишком большие моральные испытания и физические страдания выпали на их долю. И в значительной степени эти бедолаги были едва способны отвечать сами за себя. Но ведь кто-то должен был выполнять и более ответственные поручения! Таких крепких исполнительных и ответственных воинов набирали из состава Баденского полка, подразделения которого стояли в различных белорусских гарнизонах, а также в Смоленске, и не были так смертельно измотаны, как прочие строевые части, отступавшие от самой Москвы. Напомню, что сам Баденский полк входил в Первый корпус французской армии, который находился под командованием маршала Даву.
Вот и наш новый знакомец — Якоб Кёниг — был одним из таких солдат. Крепкий, хорошо одетый, имеющий в своём распоряжении небольшую пароконную повозку, он был вполне в состоянии выполнить любой приказ командования. И ему такое поручение дали за три дня до роковых событий на Березине. Вместе с двумя сослуживцами он должен был сопровождать и непременно переправить по свежеотстроенным переправам у деревни Студёнки четыре бочонка золотых монет, отбитых кирасирами Удино в Борисове. Килограммов двести, однако, — приличная сумма денег и весьма приличный вес. Загвоздка, однако, состояла в том, что мгновенно исполнить данный приказ было совершенно невозможно. Переправы были узки, имели невысокую пропускную способность, и график продвижения по ним был расписан буквально по часам и исполнялся с большой строгостью.