Клайв Стейплз Льюис. Человек, подаривший миру Нарнию

Далеко не все известные писатели, обратившиеся в христианство в тот краткий, но весьма интенсивный период христианского ренессанса, приняли именно католичество. В 1927 году Т. С. Элиот, в ту пору главным образом известный благодаря поэме «Полая земля» (1922), которую до сих пор признают одной из самых отточенных и сложных поэм ХХ века, принял англиканство. Хотя его обращение не вызвало такого ажиотажа, как переход Ивлина Во в католичество, но благодаря огромной известности Элиота как поэта и литературного критика это событие тоже широко обсуждалось и дискутировалось. Элиот обрел в христианстве принцип порядка и стабильности за пределами человеческого «я», надежный наблюдательный пункт, с которого он готов был иметь дело с миром. Следует понимать, что в 1931 году Льюис не был известен за пределами своего колледжа. Он опубликовал два стихотворных цикла под псевдонимом Клайв Гамильтон, оба они не принесли ни коммерческого успеха, ни славы. Популярность Льюиса отсчитывается с 1940 года, с публикации «Страдания». Задним числом очевидно, что этот текст привел в движение ряд других событий, в результате которых Льюис прославился в качестве христианского апологета военного времени. Если вера Ивлина Во привлекала внимание из-за его писательской славы, то вера Льюиса, напротив, сама станет источником тех книг, которые в итоге принесут ему популярность как писателю.

Так что Льюис попадает в более широкий контекст того времени: многие литературоведы и писатели находили веру благодаря своим литературным интересам и через посредство книг. Любовь Льюиса к литературе не так далека от его веры, она помогла ему открыть и рациональный, и творческий аспекты христианства. Множество указаний на это рассыпано в автобиографии «Настигнут радостью». «Надо было выбирать себе чтение поосторожнее. Атеист должен держать ухо востро»[299]. Чтение классической английской литературы понуждало Льюиса сталкиваться с тем мировоззрением и с теми идеями, которые были в эти книги заложены. И, к своему огорчению, Льюис стал отчетливо понимать: люди, приверженные христианским взглядам, могли предложить наиболее убедительный и устойчивый «договор с реальностью».

Многие известные авторы пришли в ту пору к вере, размышляя над вопросами литературы. Например, Грэм Грин критиковал модернистских писателей, таких, как Вирджиния Вулф (1882–1941) и Эдвард М. Форстер (1879–1970), за то, что их персонажи «словно картонные символы движутся в мире толщиной с бумажный лист». В их творчестве, по мнению Грина, отсутствовало чувство реальности. Полностью утратить «религиозное чувство», как утратили его эти авторы, можно лишь вместе с «пониманием важности человеческого поступка»[300]. Великая литература возникает из страстной приверженности реальному миру, а такая приверженность, с точки зрения Грина, обретает опору на более глубоком уровне, там, где действует природа и Божья воля.

Очень близки и высказывания Ивлина Во. Без Бога невозможно придать персонажам реальность и глубину. «Выводя за скобки Бога, вы превращаете персонажей в пустые абстракции»[301]. Хороший роман нуждается в правдоподобном изображении человеческой природы, для чего, по мнению Во, требуется замечательная, присущая именно христианской вере способность находить смысл в мире в целом и в человеческой природе в частности. Религия снабжает линзами, сквозь которые разрозненный мир вновь обретает резкость, и его впервые удается правильно осмыслить. О том, как счастлив он был, обретя этот новый способ вникать в реальность, Во рассказывал в письме 1949 года:

Обращение подобно выходу из Зазеркалья, где все — абсурдная карикатура, в реальный мир, как он сотворен Богом, и дальше начинается увлекательный процесс бесконечного исследования этого мира[302].

Эти же соображения, по-видимому, сыграли роль катализатора, подогревшего интерес Льюиса к христианской вере. В «Настигнут радостью» Льюис рассказывает о сделанном в 1920-е годы ошеломительном открытии: литература, проистекавшая из христианской веры, оказалось неожиданно глубокой. Модернистские авторы, такие, как Джордж Бернард Шоу (1856–1950) и Герберт Уэллс (1866–1946), были «жидковаты», были «простоваты», «в них не хватало плотности», «грубость и напор бытия не проступали в их творениях»[303].