Клан

Прошел час, прежде чем дверь распахнулась, и в хижину протопал Иеремия Кралл. Его огромное брюхо теснилось под клетчатой рубашкой лесоруба, рукава были закатаны по локоть, обнажая мясистые предплечья, темные от жесткого волоса. Выцветшие джинсы были заляпаны грязью и кровью. Огромные башмаки с развязанными шнурками оставляли темные следы на полу.

Папа поднялся и приветственно кивнул.

В тусклом свете от голой лампочки Кралл смерил его взглядом, словно змею, и сплюнул на пол струйку табака. Его глаза были цвета старой коры и поблескивали из небольшой прогалины в дебрях темно-каштановых волос, удушающих голову и лицо.

Когда они подъехали, Кралл как раз уходил. Он даже не удостоил их взглядом, но кивнул на хижину, что Папа воспринял как приглашение подождать. Теперь он надеялся, что не ошибся.

– Что в машине? – спросил Кралл и скинул с плеча холщовый мешок. Тот был перехвачен грязным тросом. На пол он упал с глухим стуком, словно много весил. Его дно потемнело от крови.

Папа открыл рот, но Кралл перебил.

– Выводок свой приволок, торчат там, как свиньи, которых молотом по голове угостили. Брезент какой-то в кузове. Подарок мне привез, что ли?

И снова Папа начал говорить, но заставил себя подождать. Выпалить, что единственная связь Кралла с внешним миром умерла, – не лучшее начало беседы. Особенно если учесть, где он жил. Хижина стояла в тени горы Худ, минимум в полудне езды от ближайшего городка. Медвежий угол, но это устраивало Кралла, особенно после того как он голыми руками забил до смерти трех мужчин, которые в шутку назвали его вралем, когда он заявил, что однажды убил оленя ростом с себя. При наглости Кралла одни убийства не сподвигли бы его к добровольному изгнанию, зато сподвигло то, что одна из жертв оказалась братом местного шерифа.

– Нам нужно где-то недолго перебыть, – сказал Папа и вернулся на стул, решив, что если расслабится, Кралл последует его примеру.

Он ошибся.

– Это мой дом, – ответил холодно он. – А у вас свой есть. Там и живите.

Папа знал, что Кралл не дурак и прикидывается лишь для того, чтобы усложнить Папе задачу.

– Не можем, – объяснил Папа. – У нас беда.

– Какая-такая?

– Мы поймали в нашем лесу ребят. Хотели проучить. Они убили моего паренька, Мэтта.

Было незаметно, что новости тронули Кралла, учитывая, что из-под непокорных волос и чащи бороды торчали только глаза и переносица, но Папа все равно в этом сомневался.

– Это который бишь? – спросил Кралл без всякого интереса.

Вопрос не требовал ответа – так Кралл давал понять Папе, что он – нежеланный гость, несмотря на любые утраты.

– Все еще ведешь свою божью работу? – спросил он затем. – Проповедничаешь и охотишься на всех, кого почитаешь за грешников?

– Я все еще верую, да, – отвечал Папа, но чувствовал, как приливает кровь к щекам из-за того, о чем он сам только что думал. – Сегодня наш труд еще нужнее, чем…

Кралл поднял ручищу.

– Мне проповеди ни к чему. Бога тут нету, и сам я не любитель библией махать.

– Но я…

– Пошто приперся?

Папа растерялся. Он отрепетировал, что скажет и как лучше сказать, но теперь понял, что следовало догадаться по прошлым редким разговорам с Краллом, что беседа пойдет только по его правилам. Он услышит то, что хочет слышать, и точка. И если решит, что Папе и мальчикам здесь не место, – им придется уйти. Еще никто не смог переспорить Кралла.

– Я же сказал, – ответил он. – У нас беда.

– У меня своих бед хватает, еще вы на порог несете.

– Здесь нас не будут искать.

– Кто?

– Койоты. Они убили моего мальчика, а другого обратили против меня.

В темной путанице бороды появились зубы – Кралл улыбнулся.

– Так уж они и обратили.

– Что ты хочешь сказать?

– А то, что ты чертов балабол и псих в придачу. И я те это не впервой говорю, так что не надо, не удивляйся мне тут. Ты стоял рядом в моем сарае, когда я ровно то ж самое втолковывал сестрице Грил, что зря она сбегает с таким, как ты. Сразу по роже видно, что ты бедовый, и вот нате вам – приходишь со сказками, как потерял мальчишек из-за кого-то там еще, – он покачал головой. – Ты же не мужик, – сказал он. – Так, мелюзга, плюнуть да растереть. Как по мне, никакой Господь в здравом уме с тобой дел иметь не захочет.

Разочарование испарилось в миг. Папа скрежетал зубами. В драке ему не совладать с этим верзилой, но вспышка гнева так горела изнутри, что ему показалось, между ними возникло марево. Он не привык выслушивать оскорбления, но в последнее время случилось много всего, к чему он не привык, и ничего из этого не было приятным. Лежачая Мама прошептала, будто это значит, что конец близок, конец света – пусть и только для них, для Папы это было одно и то же. Он жил ради своей родной крови, если только их не отравляли и не обращали против него. Тогда пусть их хоть койоты рвут, ему плевать. Но иначе он был готов и убивать, и умирать за них, пока Господь не призовет на свой суд, а когда это случится, Папа знал, что их будут чествовать как ангелов за богоугодный труд в мире, который катится в ад.