Клан Аризоны

Постепенно в доме все стихло. Моз и Тиг улеглись около кровати Доджа. В разрыве между облаками появились яркие звезды. Все так же бормотал ручей, всегда одно и то же, ему вторил ветер, шевеля ветви деревьев. Мысли Доджа витали очень далеко от Нан и нежного свидания. Но вдруг послышались осторожные шаги, и он весь взволнованно напрягся, не веря своим ушам.

Она пришла, молчаливая, как тень, и села около него на кровати.

Она нащупала его руку, и он крепко сжал ее. Его глаза давно привыкли к темноте, но он никак не мог разглядеть ее лицо, только темная форма головы, плеч и неясное бледное пятно лица, на котором темнели огромные глаза.

— Я пришла, Додж, — просто сказала она.

— Спасибо, Нан, я и не надеялся, — прошептал Додж. — Но я так рад!

— О чем ты хотел со мной поговорить?

— Подожди, дай сообразить. Мы разговаривали с дядей Биллом, и он навел меня на мрачные размышления. Завтра я расскажу тебе. Но сейчас я хотел только…

— Да, — подбодрила она его, так как он запнулся.

— Нан, это просто смешно, — он тихо рассмеялся. — Я лежал здесь и молился, чтобы мы остались с тобой наедине. А теперь у меня все слова вылетели из головы.

— Значит, это что-то не очень важное.

— Нет! Я хотел сказать, что я люблю тебя, — ответил он, сжимая ее руку.

Он ждал. Ее рука слегка дрожала, голова опустилась. Додж понял, что теперь, как и всегда, он должен говорить с Нан честно и прямо.

— Нан, я знаю, я поступил очень жестоко, что вытащил тебя сюда, — зашептал он. — Но я изголодался по тебе — вот так держать твою руку, чувствовать тебя рядом, может быть, вымолить поцелуй — я мечтал об этом все время, и во сне, и наяву. И я совсем не думал ни о твоем отце, ни о Стиве, вообще обо всем этом. Но теперь ты пришла, и мне больше ничего от тебя не надо. Я буду самым счастливым человеком на земле, если ты обещаешь когда-нибудь стать моей женой. Но если ты не любишь меня, если никогда не сможешь выйти за меня, я все равно останусь здесь, чтобы помочь тебе и твоим братьям — я буду бороться за тебя, чего бы мне это ни стоило.

Нан встала на колени возле его кровати, ее левая рука скользнула ему под голову и склонилась над ним так близко, что ее волосы коснулись его лица.

— Додж, ты мой добрый ангел!

— Звучит это прекрасно, Нан. Но это ведь, в сущности, чепуха. Я не более, чем простой погонщик, ковбой. Я не могу быть ангелом. Но я действительно очень хотел бы стать им для тебя.

— Ты мой ангел, не спорь, — нежно возразила она. — Не ты ли расстроил планы Бака Хатуэя? Не ты ли раскрыл всем глаза на белого мула? Не ты ли вернул к жизни Стива?

— Но это же все мелочи, Нан. Я еще ничего не сделал, чтобы заслужить твою благодарность.

— Ты слышал, как я стучала по бревну в ту ночь в воскресенье, после того, как ты побил Хатуэя?

— Ты действительно стучала? А я все это время думал, что мне это только померещилось.

— Но я действительно стукнула один раз — потом второй — а потом еще раз!

— Ну, так кто же из нас ангел? — с восторгом спросил он, прижимая к груди ее руку.

— Послушай же меня, Додж, мой вечно сомневающийся Додж. С тех пор, как мы встретились с тобой у ручья, каждый мой вздох принадлежит только тебе. Я влюбилась в тебя по уши. Но ты же знаешь, что я не была свободна и ничего не могла сказать тебе, пока не наступил тот воскресный день.

— О, Нан, неужели ты действительно любишь меня?

— Додж, раньше, когда мне говорили, что я могу полюбить кого-нибудь, кроме моих родных, я только смеялась в ответ. И при этом мне без конца рассказывали о том, как кто-то из Лилли когда-либо влюблялся. Но теперь-то я знаю, что это совсем не смешно. Я вздрагивала при звуке твоих шагов. Где бы ты ни был, мои глаза против воли везде искали тебя. Я почти мечтала о том, чтобы ты утащил меня в лес и заставил признаться в моей любви. Я старалась прикоснуться к тебе, когда прислуживала тебе за столом — представляешь, что я за бесстыжая девчонка! И я смела невинно смотреть в глаза всем, когда мне следовало сгореть от стыда! А потом, когда тебя ранили, я целыми днями слонялась возле тебя. И ночью я приходила к тебе, как сейчас, и целовала тебя, когда ты был без сознания, и ласкала тебя, пока совсем не теряла голову.

— Нан! Постой! Я не могу поверить тому, что ты говоришь! Я все еще брежу, это не может быть правдой! — вне себя вскочил он.

— Да нет же, Додж, ты не спишь и не бредишь. Это все правда, только для нас двоих. Я здесь, на коленях, возле твоей постели. Тебя ранили, и ты чуть не умер. Мой отец при смерти лежит там, в доме. Бен ушел навстречу своей гибели. И это все правда. Это все ужасная действительность и страшная беда.

— О, ради Бога, Нан, не думай сейчас о плохом! — взмолился он. — Я хочу, чтобы сбылся мой сон!

— Но что я должна сделать? Скажи мне, чего ты хочешь?

— Нан, ты могла бы сейчас, когда я в сознании, сделать то, что делала, когда я метался в бреду и ничего не знал?

— Конечно, могла бы, — прошептала она и нагнулась еще ниже, так, что исчезло все вокруг, и не было больше ни неба, ни звезд, только она, ее любовь и нежность. Руки еще крепче обняли его.

— Ну, что ты остановилась, Нан?