Клан Чеховых: кумиры Кремля и Рейха

Отбросив прочь последние сомнения, Антон Павлович живописал невесте самые радужные картины грядущего свадебного путешествия и безоблачной семейной жизни: «В начале мая, в первых числах, я приеду в Москву, мы, если можно будет, повенчаемся и поедем по Волге или прежде поедем по Волге, а потом повенчаемся – это как найдешь более удобным. Сядем на пароход в Ярославле или Рыбинске и двинем в Астрахань, на Соловки. Что выберешь, туда и поедем. Затем всю или большую часть зимы я буду жить в Москве, с тобой на квартире. Только бы не киснуть, быть здоровым… Я вяло думаю о будущем и пишу совсем без охоты. Думай о будущем ты, будь моей хозяйкой, как скажешь, так я и буду поступать, иначе мы будем не жить, а глотать жизнь через час по столовой ложке…»

Свадебная церемония состоялась в соответствии с безупречными законами чеховской драматургии. Тихо, скромно, без шумихи и огласки, но, безусловно, с интригой. 25 мая на Плющихе, в церкви Воздвижения на Овражке батюшка прекрасным баритоном окончательно пророкотал: «Венчается раб Божий Антон с рабой Божией Ольгой…»

Свидетелями венчания были лишь шаферы, в том числе брат Ольги Леонардовны Владимир Книппер.

А что же гости? Конечно, их было великое множество. Всех – от самых близких родственников до людей театральных и литературных – от имени Антона Павловича и Ольги Леонардовны собрал на званый ужин известный затейник Саша Вишневский[7]. Когда в назначенный час гости сидели за богатыми столами, несколько смущенные и недоумевающие, по какому, собственно, поводу банкет и где, в конце концов, его хозяева, Вишневский встал, откашлялся и торжественно объявил, что в данный момент в церкви Воздвижения происходит церемония венчания Антона Павловича и Ольги Леонардовны!

Утихомирив шквал аплодисментов, тамада продолжил: «…А поскольку непосредственно участвовать в свадебном пиршестве молодым не представляется возможным, они просят поднять бокалы за их здоровье. Виват, господа!..»

Великий постановщик «народных сцен» Константин Сергеевич Станиславский по достоинству оценил замысел великого драматурга Чехова: соль была в том, «чтобы собрать в одно место всех тех лиц, которые могли бы помешать повенчаться интимно, без обычного свадебного шума. Свадебная помпа так мало отвечала вкусу Антона Павловича…»

Тем временем молодожены в черной лакированной пролетке спешили на вокзал, где уже пыхтел паровоз, который держал путь на Самару. На станции перед самым отъездом Антон Павлович едва успел отправить телеграмму в Ялту дорогой Евгении Яковлевне: «Милая мама, благословите, женюсь. Уезжаю на кумыс. Адрес: Аксеново, Самаро-Златоустовский. Здоровье лучше. Антон».

Вот как все было, Оля. А ты…

Мыслимо ли сравнивать, горько сокрушалась Ольга Леонардовна, брак ее, 40-летней, зрелой, умудренной жизненным опытом женщины, первой актрисы России, с лихорадочным желанием этой соплячки, из кожи вон лезущей, лишь бы только поскорее обрести статус замужней дамы?!. Какая же все-таки она дуреха, только фамилию опозорила… Хотя, усмехнулась Ольга Леонардовна, какую именно из наших двух фамилий?..

* * *

Свершивший по наущению Шопенгауэра свой неразумный поступок, 23-летний Михаил ликовал. «Моя жена красавица! – сообщал он одному из друзей. – Жена моя – не по носу табак… Да, я думаю, не легко тебе представить меня рядом с красавицей женой, семнадцатилетней изумительной женкой».

Потом искренне каялся перед своей милой тетушкой, Марией Павловной: «Машечка, хочу поделиться с тобой происшедшими за последние дни в моей жизни событиями. Дело в том, что я, Маша, женился на Оле, никому предварительно не сказав».

Но прошло какое-то время, и в сердечных излияниях Михаила Александровича появились новые нотки: «Свою молодую красавицу жену я… горячо полюбил и привязался к ней. Со свойственным ей чутьем она угадывала, в какой душевной неправде я жил, старалась помочь мне, но все же тоска и одиночество не оставляли меня. В моем письменном столе лежал заряженный браунинг (обратите внимание, читатель, на эту деталь и помните слова Антона Павловича: «Если в первом акте на сцене висит ружье, то в последнем…» – Ю.С.), и я с трудом боролся с соблазнительным желанием…»

Не менее года родители Ольги, уже носившей фамилию Чехова, демонстративно избегали общения с дочерью-сумасбродкой и, тем паче, с ее избранником из скоморошьего племени. Но стоило театральной критике перевести Чехова из безвестных лицедеев в разряд «самых многообещающих российских актеров», как высокомерие Книпперов сменилось милостью и смирением перед свершившимся против их воли фактом.

Своей очередной победой Михаил тут же похвалился перед хранительницей всех его душевных мук и переживаний, доброй «Машечкой»: «Твой гениальный племянник приветствует тебя и желает сказать, что принят он здесь, у Олиных родных, чудно… Сегодня Олины идут на «Сверчка». Стремлюсь домой к маме, и если бы мне не было так хорошо у Олиных родителей, то я давно погиб бы от тоски… В ожидании Вашего сиятельного ответа. Граф Михаил Чехов».