Клан Чеховых: кумиры Кремля и Рейха

Поначалу Михаил Александрович, словно заправский барышник, по-деловому, придирчиво отбирал исполнителя заглавной роли. Когда все возможные кандидатуры, одна за другой, отпали, его осенило: а почему бы не попробовать самому? Разве Шекспир требовал, чтобы принц был непременно писаным красавцем? Напротив, в одной из авторских ремарок, кажется, проскользнуло, что Гамлет тучен, его мучает одышка и пр.

Никто не верил, что Чехов способен сыграть принца Датского, настолько это была не его роль. Даже Станиславский отрицал, что его ученик способен дотянуться до вершин трагедии, ехидничал, может быть, стремясь раззадорить Михаила: «Трагик плюнет, и все дрожит, а вы плюнете – и ничего не будет». Ну как играть после такой уничижительной оценки? Проще застрелиться! Но все же Чехов рискнул – и победил всех скептиков.

Его Гамлетом, хрупким, с огромными страдальческими глазами, бесстрашно стремящимся навстречу своей неминуемой гибели, публика была покорена. Один из восторженных зрителей, поэт и философ Андрей Белый[11], немедленно написал Чехову: «Сегодня я впервые понял шекспировского «Гамлета»; и этот сдвиг понимания во мне произошел через Вас».

Из рук самого наркома просвещения Анатолия Васильевича Луначарского исполнитель-победитель принял грамоту о присвоении ему звания заслуженного артиста государственных академических театров. Более того, Чехова додумались избрать депутатом Моссовета, заседания которого он, впрочем, так и не удосужился посетить. Но самое главное – нарком вновь пригласил Михаила к себе и предложил реорганизовать его любительскую студию в профессиональный театр, который предложил назвать МХТ-2.

– Довольно вам ютиться по квартирам. Пора, Михаил Александрович, расширяться, – настаивал просвещенный нарком, сам баловавшийся драматургическими опытами. – По моему поручению вам уже подыскали новое здание на Театральной площади. Давайте завтра вместе съездим, посмотрим…

Так Чехов получил свой театр. Постепенно начал формироваться репертуар, труппа пополнялась новыми исполнителями.

В поисках единомышленников Чехов часто вспоминал об Андрее Белом, который одним из первых понял его «Гамлета». Помог случай. Оказавшись на собрании слушателей Вольной философской ассоциации, на котором предполагалось обсуждение доклада о новом толковании «Преступления и наказания», Чехов с удивлением для себя обнаружил, что докладчиком является именно Белый. Его лекция оказалась откровением, никакого обсуждения не требовавшим.

Чехов немедля пригласил поэта выступить перед студийцами. Белый согласился, обрадовавшись возможности проверить восприятие публикой его экспериментальной, ритмической прозы, и предложил вниманию молодых актеров главы своего романа «Петербург». И Чехов увидел роман на сцене.

Работа над инсценировкой «Петербурга» объединила их. «Чехов увлек меня, – рассказывал писатель, – писал роль сенатора специально для него; и теперь, и в будущем мечтаю писать драмы…» После репетиций актеры собирались по вечерам на квартире «Клоди», друга, будущей жены писателя Клавдии Васильевой. Там под руководством Чехова занимались ритмом, движением и словом, слушали вводные лекции Бориса Николаевича о поэтике и по теории литературы.

«О чем бы он ни читал – все казалось неожиданным, новым, неслыханным, – восхищался Чехов лекциями Белого. – И все от того, как он читал. Как-то раз, говоря о силе притяжения Земли, он вскочил, приподнял край столика, за которым сидел, и, глядя на публику в зале, зачаровал ее ритмами слов и движений, а потом так сумел опустить приподнятый столик, что в зале все ахнули: столик казался пронизанным такой силой, тянувшей его к центру Земли, что стало чудом: как остался он здесь… почему не пробил земную кору и не унесся в недра земные!»

Белый был одержим идеей, что каждая буква в слове и каждый звук в музыке имеют свое пластическое выражение. А коль так, именно пластикой можно «расшифровывать» поэзию, прозу, музыку… Потом именно он стал поводырем Чехова в причудливом, туманно-призрачном антропософском мире, созданном австрийским гением Рудольфом Штайнером[12].

– Что такое антропософия? Я отвечу вам, Михаил, словами Штайнера, – говорил Андрей Белый. – Это – «путь познания, призванный духовное в человеке привести к духовному во Вселенной…» Антропософ – это тот, кто ощущает, как существенную жизненную потребность, определенные вопросы о природе человеческого существа и Вселенной, так же как люди испытывают голод и жажду. Способом постижения «высших миров» наш учитель считает развитие интуиции как сверхъестественной способности ясновидения, возвышающей человека над ограниченным земным знанием.