Клан Чеховых: кумиры Кремля и Рейха

– Представь, мне тоже было семнадцать, когда я познакомилась с фюрером, – как всегда, недослушав, перебила Ольгу Ева. – Ну, тогда, конечно, он еще не был фюрером. Осень 29-го года… – она мечтательно закатила глаза. – Он случайно зашел в фотоателье своего старого боевого товарища Генриха Гоффмана, где я тогда работала и продавщицей, и рассыльной, и ассистенткой фотографа, и вообще мастерицей на все руки.

Фюреру было тогда уже около сорока. Но он вовсе не казался мне пожилым мужчиной. Подтянутый, энергичный, быстрый в движениях, элегантный. Он тоже не мог не обратить на меня внимания. А что? Совсем юная блондиночка (ну, не совсем натуральная, я пользовалась перекисью), с хорошей фигуркой, улыбчивая. Разумеется, я ему понравилась, и он пригласил меня в кино.

– И что же вы тогда смотрели? – с профессиональным интересом спросила Ольга и пригубила кофе с «Амаретто».

– Ой, ты думаешь, я помню! – рассмеялась Ева. – Мы же весь сеанс целовались и тискались! Потом он часто стал приглашать меня в рестораны, кафе, еще в кино. А вот вечера и ночи ему приходилось посвящать Гели. Ну, Гели Раубаль[27], ты, конечно, о ней слышала… Такая миленькая светловолосая девочка, я ее сама видела лишь однажды, и то издалека. Она была ему двоюродной племянницей. Знаешь, – опять хихикнула рассказчица, – а вообще-то он обожал полногрудых блондинок. Я, когда это заметила, стала подкладывать в свои бюстгальтеры носовые платки, чтобы ему понравиться. А потом уже стала систематически заниматься гимнастикой. Результат, – Ева приподняла свои груди, – сама видишь…

Но ее настроение уже изменилось. С Евой такое и раньше случалось. Беспечная и веселая, она вдруг погрустнела, примолкла, а улыбка исчезла. Ева встала, медленно прошлась по комнате, потом удалилась в ванную, откуда послышался шум воды. Вернувшись с посвежевшим лицом, продолжила свою историю:

– В общем, в сентябре 1931 года она умерла. Ее нашли дома. Вернее, она не умерла, а застрелилась. Чьи-то злые языки сразу стали распускать слухи, что Гели покончила с собой из ревности, из-за того, что Гитлер встречался со мной. Но все это чепуха. Хотя тут, конечно, темная история… Узнав о ее смерти, фюрер ужасно переживал, был совершенно не в себе. Его шоферу даже пришлось силой отобрать у него пистолет…

Так или иначе, но со следующего года мы с Адольфом уже стали постоянно жить вместе. В мюнхенском квартале Богенхаузен он купил дом для меня и моей младшей сестренки Гретель, запретил работать в фотоателье. А потом я стала его личным секретарем. Но, знаешь, Гелю он все-таки не забыл, в своей квартире ее комнату сделал мемориальной, куда до сих пор никто не имеет права заходить. Торака заставил изваять ее бюст.

Сегодня он здесь, в «Бергхофе», стоит в большой комнате. Рядом постоянно свежие цветы…

Чеховой не составляло труда изобразить свое сочувствие Еве и сделать вид, что ее девичьи тайны и душевные страдания для нее немыслимое откровение. Ольга и без того знала очень многое о жизни своей подруги. Например, от добродушной болтушки Эмми ей давно было известно, что не только Гели, но и сама Ева Браун была склонна к суициду: дважды пыталась покончить с собой – стрелялась, травилась таблетками…

Тем временем вновь повеселевшей Еве пришла в голову новая идея:

– Олли, теперь я хочу тебя фотографировать. Ты такая красивая! Сейчас я сделаю хорошее освещение…

Цветная фотография и киносъемки в последнее время стали самым большим увлечением «личного секретаря Гитлера», и Чеховой это было только на руку. Она теперь в лицо знала весь высший генералитет и окружение фюрера. Но сегодня, листая Евин альбом, Ольга наткнулась на групповой снимок высших офицеров СС, среди которых обнаружила совершенно незнакомую физиономию высокого мужчины.

– А кто это, Ева?

– Это – фон Альвенслебен, первый адъютант рейсхфюрера, ты его знаешь, это Рейнхард Гейдрих…

– Да нет, вот этот, – Ольга указала отполированным ноготком на подтянутого офицера с седоватыми висками.

– Что, приглянулся? – Ева мельком взглянула на снимок. – Да, подруга, у тебя губа не дура. Красивых мужиков с ходу выщелкиваешь. Это – правая рука Гиммлера, начальник его личного штаба, обергруппенфюрер СС Карл Вольф.

– Как?! – Ольге показалось, что она ослышалась.

– Карл Вольф, а что? – заинтересовалась Ева.

– Да нет, так, ничего…

Ольга Чехова помнила другого Карла Вольфа. Совсем другого. Далекого от политики, от мира военных, молодого, красивого, спортивного, подающего большие надежды кинорежиссера. Они случайно познакомились на съемочной площадке. Карл был ярким, интересным человеком, и Ольга им увлеклась. Их роман ни для кого не был секретом.

Но вскоре у Карла начались неприятности. Чиновники из министерства пропаганды стали предъявлять надуманные претензии к сценарным заявкам молодого режиссера, тянули с выдачей разрешений на съемки, словом, ни дня без придирки. Пересилив себя, Ольга обратилась к всемогущему руководителю ведомства Геббельсу.