Клан Чеховых: кумиры Кремля и Рейха

– О, тут двумя фразами не обойтись, – вздохнула «Магдалина». – Я пережила там ужасные дни. Уличные бои, баррикады, кровь… То же самое видела в Саксонии, Тюрингии. Все очень плохо…

Уходя, «Краевская» оставила на столе свежий номер московской газеты «Известия» с подчеркнутым красным карандашом репортажем под рубрикой «Очерки современной Германии. От нашего спецкора Revera». Вечером Ольга заинтересованно читала:

«На берегу Северного моря Гамбург лежит, как крупная, мокрая, еще трепещущая рыба, только что вынутая из воды. Вечные туманы оседают на заостренные, чешуйчатые крыши его домов. Ни один день не остается верным своему капризному, бледному, ветреному утру.

С приливом и отливом чередуются влажное тепло, солнце, серый холод открытого моря и бесконечный, неуемный, шумный дождь, обливающий блестящие асфальты так, точно кто-то, стоя у взморья, из старого корабельного ведра, каким вычерпываются дырявые лодки, захлебывающиеся во время сильной качки, поднимает из моря и выливает ползалива на непромокаемый, как лоцманский плащ, дымящийся от сырости, вонючий, как матросская трубка, согретый огнями портовых кабаков, веселый Гамбург, который стоит под проливным дождем крепко, как на палубе, с широко расставленными ногами, упертыми в правый и левый берег Эльбы… Весь рабочий Гамбург… ослеп от боли, получив приказ ликвидировать восстание…»

* * *

По возвращении в Москву «Магдалина» подробно докладывала об итогах своей секретной командировки Артузову. В конце добавила: «А твоя крестница-артисточка молодец, не робкого десятка. Когда в Гамбурге начались бои и немецкие бюргеры в Берлине тряслись и потели от страха, она на все реагировала довольно спокойно и очень рассудительно». Хотя, по-моему, на самом деле эта Ольга, добавила Рейснер, если пользоваться чеховской шкалой оценки женских достоинств, – не женщина, а петарда.

* * *

Пару лет спустя в книжной лавке Ольге Константиновне случайно попалась на глаза брошюра «Гамбург на баррикадах». Фамилия автора ей ровным счетом ничего не говорила – «Лариса Рейснер». Ольга взяла книжку, рассеянно полистала, хотела уже вернуть на прилавок, но вдруг ее внимание привлекли отдаленно знакомые строки и образы. Профессиональная память не подвела, нечто подобное она уже где-то читала: «На берегу Северного моря Гамбург лежит, как крупная, мокрая, еще трепещущая рыба, только что вынутая из воды. Вечные туманы оседают на заостренные, чешуйчатые крыши его домов…»

Что? Ну, конечно! Да неужели Магдалина?.. Оказывается, фрау Краевская на самом деле есть Лариса Рейснер. Чехова тут же приобрела «Гамбург…» и дома, уютно устроившись в кресле, в один присест проглотила книжку от корки до корки. А еще через несколько дней в одной из берлинских газет прочла заметку о том, что против директора издательства, выпустившего книгу «Гамбург на баррикадах», Вилли Мюнценберга, возбуждено судебное дело. Рейхсвер приговорил зловредную книжонку к публичному сожжению, огласив свой приговор: «Под предлогом так называемого исторического изображения эта брошюра преследует вполне определенную цель – дать инструкции сторонникам Компартии Германии для грядущей гражданской войны…»

Так вот, оказывается, какая путница, боящаяся злых комаров, два года назад гостила у нее дома, и с которой они так много говорили о стихах Гумилева…

Ах, Григорий Христофорович, Григорий Христофорович, загадочный вы мой шутник.

Германия, 20-е годы ХХ века

Узнав о смерти отца, Ольга решила напомнить о себе прекрасной «Магдалине», которая перед отъездом из Германии оставила ей свой московский адрес. Хотя Чеховой уже было известно подлинное имя «московской журналистки», она по-прежнему обращалась к ней именно как к Магдалине. Ольга попросила ее переговорить с Григорием Христофоровичем о ней, скромной «путнице», и о той «временной мере» в отношении родных, о которой он упоминал при ее отъезде. Не продлит ли любезный Григорий Христофорович «список благодеяний» и посодействует в присоединении к Ольге Чеховой ее матери, дочери и сестры Ады?.. Ведь «испытательный срок» она как будто бы достойно выдержала. На брата Левушку с его обязательствами помочь, откровенно говоря, надежды было мало.

Не прошло и месяца, как мама сообщила, что ее вызывали в Наркомат иностранных дел, велели написать заявление – и ждать. Ольга сразу поверила в успешное разрешение дела и, не теряя времени, сняла трехкомнатную квартиру в Берлине на Ханзаплац, быстро превратив ее в уютное гнездышко: обставила добротной мебелью, завела собаку, договорилась с гувернанткой-англичанкой о будущем уходе и присмотре за маленькой Адочкой и с нетерпением стала ожидать приезда родных…

Встреча на вокзале оказалась удивительно бестолковой. Женщины тормошили друг друга, без конца целовались, перебивая друг дружку, спешили обменяться новостями. «А ты знаешь… а ты знаешь… ты представишь себе не можешь, каким успехом пользуется наша Ольга Леонардовна в «красной» Москве… А цены-то, цены…»

Потом, уже дома, поздним вечером мама вдруг спросила: