Клан. Человеческий фактор

— Почему-то меня сложилось впечатление, что ты вообще редко думаешь. А надо бы. Особенно перед тем, как рисковать или бросать вызов тому, кто сильнее, — резюмировал Виктор. — Надеюсь, урок с мантикорами усвоен и необходимости его повторять впредь не возникнет. Проходи в кабинет. Фил еще слаб, но будет безмерно рад тебя видеть.

Глава 3. ОПАСНЫЕ ЭКСПЕРИМЕНТЫ

Фил приходил в себя медленно, тяжело. Перед глазами фамильяра плясали разноцветные круги, не было сил даже поднять веки или пошевелить усами. Любое движение отзывалось болью в правом крыле — похоже, перелом. Эх, сам дурак, подставился этой твари, пропустил удар хвостом. Критичная ошибка, теперь ему долго не летать… Болела каждая клеточка тела от ушей до кончика хвоста, за исключением разве что крыльевых когтей — слава всем Темным и Светлым Богам, что лунное серебро болеть не может.

Мысли путались, плавились от накатывающей волнами боли и бессилия — яд мантикор убивает, но еще быстрее и беспощаднее убивает осознание того, что он не смог, не справился, не защитил. Теперь Кира скорее всего уже погибла — мантикоры всегда выполняют приказы. Или того хуже — стала батарейкой Ивашина, тупым безвольным растением, которое просто отдает энергию. Проклятие! Лучше быть добрую сотню раз упокоенным самыми зверскими способами, чем остаться в живых после такого. Неужели все повторится, и он погибнет так же, как его мать, отдавшая псевдожизнь в схватке с вражескими мантикорами?

Если бы йиннэн могли плакать, черная мордочка Фила была бы уже мокрой от слез. Но не умеют плакать Крылатые Кошки, поэтому ему оставались лишь ненависть, боль, вина, которую невозможно искупить, и предел мечтаний — Круг упокоения и милосердная Бездна, уравнивающая всех.

Где он находится, Фил не знал. Но место было спокойное, насквозь пропитанное тайной и древней магией. Легкий аромат засушенных трав и старых книг смешивался с тонким ароматом луны, недоступным людям, но одним из самых манящих для его расы. Даже современные технологии, запах которых обычно перебивал все прочие, здесь ничего не портил, гармонично вплетаясь в симфонию окружающего пространства. Пожалуй, упокоиться здесь — далеко не самый плохой вариант…

Как сквозь толщу воды Фил услышал, как хлопнула дверь. Вошедший сделал пару робких шагов и замер, словно не зная, что делать дальше. Вдруг нить, связывающая Фила с хозяйкой, которую он уже не чувствовал, вспыхнула. Замерший у порога человек издал сдавленный всхлип, сорвался и подбежал к нему. Знакомая теплая ладошка ласково коснулась теплого бока и задрожала. Нечеловеческим усилием Фил открыл глаза и встретился взглядом с ней. Той, кого он считал погибшей. Той, ради кого готов был погибнуть сам.

— Ки…ра? — не веря своим глазам, пробормотал Фил. — Жива… и поллл…но…ценна… Я… уже… и не… на…де…ялся, про…валиться… мне…в Беззз…дну!

Радостный фамильяр шевельнул усами в счастливой улыбке и отключился.

— Фил, мать твою за хвост! Еще раз услышу про Бездну или упокоение — упокою! — напустив суровый вид, пригрозила Кира. И заплакала.

* * *

Виктор незаметно стоял у двери и с абсолютно бесстрастным видом наблюдал происходящее, словно магический эксперимент в лаборатории или строительно-монтажные работы на линии. Но за непроницаемым лицом мага скрывались удивление, заинтересованность и целый букет мыслей и эмоций, которые он сам вряд ли мог понять.

Неслыханно: девчонка рисковала собой ради фамильяра! Ивашин даже представить себе не мог, что так бывает — жизни фамильяров ценились ниже человеческих, и обычно все происходило с точностью до наоборот. Магических помощников использовали, ценили, старались беречь, как полезную вещь или редкий дорогой артефакт, но… не любили. И совсем уж не воспринимали как равных. Гибель фамильяра при защите хозяина воспринималась всеми как нечто само собой разумеющееся, максимум — как досадная неприятность, но точно не как горе. Но эта упрямая зеленоглазая блондинка не вписывалась ни в какие шаблоны.

Когда девчонка заплакала, неожиданно, словно прорвало плотину — маг усомнился в своей адекватности и тайком осенил себя обережным знаком от галлюцинаций: скорей бы заплакали горгульи, мантикоры или толстый усатый главный инженер, балагур и матерщинник, во время планерного совещания, чем эта упертая ехидна. Сейчас это упрямое, своевольное глазастое недоразумение горько рыдало, уткнувшись лицом в черный мохнатый бок своего фамильяра, от бессилия сжимая кулачки и не обращая никакого внимания на страшного колдуна.

Выждав для приличия несколько минут, Виктор подошел к девчонке. Его руки осторожно легли на вздрагивающие худенькие плечи. Девушка резко обернулась и взглянула на него снизу вверх заплаканными изумрудными глазами. По покрасневшему личику ручейками бежали слезы, черная шерсть фамильяра уже успела промокнуть насквозь.