Клан душегубов

Я люблю фотографии. Всегда любил смотреть фотоальбомы – семейные, армейские, всякие. Фотографии и, особенно, семейные альбомы – еще в большей степени, чем жилище, могут все сказать о человеке, о мире, в котором он вырос и который, следовательно, несет в себе. Удивительное дело – эти фотографии. Конечно, цифровые фотографии – это нечто совершенно иное, чем старые, пленочные, черно-белые. В них нет той поэзии, художественности, как в старых черно-белых пленках. Но зато в цифровой фотографии есть нечто иное – поразительная бесстрастная четкость, фиксация мира. Все можно разглядеть. Меньше поэзии, зато просто океан информации и деталей. А в деталях тоже, я хочу сказать, скрыто многое, а иногда и главное. Вот смотришь на фотографию – ну, снимок и снимок. Мне иногда приходилось рассматривать фотографии, на которых были запечатлены преступники в неформальной обстановке. Стоят рядом упитанные такие дядечки, обнимая худых таких тетечек – моделей. Обычный банкет, к примеру, в загородной усадьбе одного из них. Но когда присмотришься, увеличишь фотографию, и прекрасно видно, как за спиной наркобарона его помощник, правая рука, смотрит на него и совсем не улыбается, видно, не готов был к снимку, и потому «спалился», то есть смотрит так на своего «обожаемого» босса, что сразу понятно – при любой возможности сдаст. Любому, кто предложит хорошую цену. Или, например, один дядечка обнимает тетечку-модель, а другой дядечка, тоже наркобарон, на какую-то долю секунды попадает в кадр, когда успевает обменяться с этой тетечкой коротким, но выразительным взглядом, и я сразу понимаю – это второй дядечка попросил тетечку побыть с первым дядечкой. Вот что позволяет мне понять иногда в работе хорошая цифровая фотография. Позволяет не просто остановить мгновение, но тщательно его разобрать, препарировать.

Мой «Мак» способен вместить под своей тонкой крышечкой десятки тысяч изображений. Года, наверное, мне не хватит, чтобы все это пересмотреть, даже хотя бы взглянуть по разу. Давно уже стало и все никак не перестанет быть модным подсчитывать, сколько лет своей жизни среднестатистический человек тратит на сон, на еду, на стояние в пробках, на корпоративные совещания, на приготовление себе кофе утром, на «смотрение» новостей и тупых сериалов, на чтение белиберды в метро, даже на сидение в сортире, ну и на прочие вещи, из которых якобы и состоит жизнь этого самого среднестатистического человека. Вроде как, получается, мы и не живем почти «в чистом виде», а только совершаем манипуляции технического и физиологического характера. Интересно, а сколько лет мы отдаем просмотру ненужных изображений – рекламных, навязанных нам, случайно увиденных? Наконец, своих собственных? Сегодня ведь каждый человек имеет архив с подписями: «я и девочка», «я и белочка...», «я и «Феррари», правда, не мое, но ниче», «я и Танька, одноклассница», «я и Светка, правда, не помню вообще, че за Светка, вроде с Валеркой пришла». Я – два года назад, я – сегодня. Как будто кому-то интересно, каким ты был два года назад и каким стал сегодня. Кому? Никому. Большая часть вот тех самых старых черно-белых альбомов сегодня уже никому не нужна. Дети и внуки редко так любят пересматривать архивы родителей и предков, как люблю я. Для большинства – это просто нечто пыльное, что лежит, в лучшем случае, где-то на антресолях или в гараже, в сумке. Пока живы те, кто на снимках, вроде вот так взять и выбросить – неудобно. А потом последние из тех, кто позировал на старых фото, уходят. И находится внук или правнук, который резонно спрашивает: «А это че такое? Я ж тут не знаю никого. Дядьки и тетьки какие-то нелепые. Свадьбы какие-то, че-то смеются все. Радуются. А кто такие? Не знаю. И зачем они тут лежат, мешают моему евроремонту? Натах, тебе это надо?» – «Не», – кричит Натаха, ставя новый американский фильм в китайскую дивидишку. «Ну я тогда выброшу?» – «Ага», – кричит Натаха, даже не слыша толком, о чем он спрашивает, потому что уже пошли первые кадры, и в полицейских уже стреляет приятной внешности маньяк.

Нет, конечно, в нашей работе принято внимательно относиться к фотоматериалам и, на всякий случай, не выбрасывать, если не знаешь точно, что не пригодится. Я понимаю, что поэтому так и «занесло пургой» кабинет Вершинина. Ведь в нашей работе бывают совершенно другие по значимости фотографии, иногда вовсе не художественной. Если человек пропал два года назад и уже два года гниет в сугробе где-нибудь в придорожной лесополосе, а те три снимка, которые были сделаны случайно его подругой, – это последний день его жизни, тогда конечно. Тогда «следаки» эти фотографии распечатают, приобщат к делу, а может, и на стенку повесят. Может, даже появится потом на досках под заголовками «Их разыскивает милиция» неузнаваемый ксерокс, на котором некий гуманоид, человек без четких контуров лица...