Клан двурогих

Убийцы благородного Арвида назвались ярлом Мьесенским и ярлом Агмундским, а Стиг решил тогда, что это либо Хольдрик что-то напутал, либо кто-то подшутил напоследок над старым Гоголандским, зная, что на его руках кровь Мьесенского. А теперь все поворачивается по иному. Зря, выходит, Стиг грешил на Хилурдского. Вот, оказывается, откуда был занесен меч, и падал он на голову владетеля Арвида Гоголандского целых двадцать лет. Черные вороны в алых плащах, так назвал их Хольдрик из Октов и, пожалуй, попал в точку. Ярл Мьесенский, это, вероятно, сын благородной Ингрид, которая исчезла вместе с королевой Сигрид. Если бы не нашествие гуяров, она, возможно, стала бы женой Стига Гоголандского. Разговоры между Арвидом и ярлом Мьесенским об этом шли. Но жизнь рассудила по иному, и сын Ингрид Мьесенской не стал внуком Арвида Гоголандского, а стал его убийцей. Ничто и никому не прощается в этом мире, и один совершенный грех влечет за собой другой, и эта цепь тянется через всю историю рода человеческого, а конца ей не видно.

Хельга Хилурдская с неохотой, но подтвердила, что у ее любовника Оттара тоже есть отметина на груди. Благородному Стигу показалось, что знает эта скрытная дочь не менее скрытного отца гораздо больше, чем говорит, но расспрашивать ее не стал, ему и так все стало ясно. Оставалось только подумать, какую пользу можно извлечь из чужой тайны. Кто знает, быть может это свалившееся на его дочь несчастье, обернется в будущем светлой стороной и для Даллы и для Стига Гоголандского.

Глава 10 Имя

Благородная Сигрид с большой неохотой покидала свой дом в Южном лесу, ставший таким привычным за двадцать с лишним лет. Она долго объясняла Таху опасность предпринятой им затеи. Нельзя так рисковать женщинами и детьми, когда в Суране все еще зыбко и ненадежно. Тах слушал ее с удивлением, поскольку благородная Сигрид больше всех настаивала в последние годы на переезде, жаловалась, что с детьми сладу нет, что они одичали среди вохров, и что пришла пора, выводить их к людям. Разумеется, благородная Сигрид в своих жалобах не была одинока. Тах выслушивал подобные упреки в различных вариациях ежедневно от своих жен. В такие минуты он почти искренне жалел, что у него три жены, а не одна или, в крайнем случае, две. А потом, все трое его отчаянно ревновали, и каждая долгая отлучка несчастного Таха вызывала такой ворох подозрений, что впору было топиться. Ревность, по мнению Таха, была необоснованной, поскольку он был на редкость верным мужем и искренне любил всех своих жен: и белотелую, несколько располневшую в последние годы от частых родов Марту, и горячую порывистую Ингрид, и жадную до ласк Гильдис, которая ну никак не хотела уступать годам даже грана своей молодости и красоты. К тому же Тах был заботливым отцом. Он одинаково любил и своих детей, и своих племянников, и своих сестер и братьев, всю ту ораву, которая вечно путалась под ногами и встречала каждое его возвращение радостным визгом, а отъезд – дружным ревом. Словом, Тах был мужем, каких поискать, и его стремление подобрать лучшее жилище было продиктовано исключительно заботой о женщинах и детях. Но вот подишь ты, никто не запрыгал от радости, а все женщины нахохлились как сычихи, словно он предложил им для проживания вохрову берлогу, а не веселый суранских городок, обнесенный к тому же высокой стеной.

– Да хватит вам, – рослая, черноволосая в отца, дочь Сигрид и Беса Хильда решительно поднялась с места, – вы просто боитесь высунуть нос на свет божий и будете приводить еще тысячи причин, только бы не двигаться с места.

Благородная Кристин посоветовала Хильде помолчать, пока старшие не выскажут мнение и поджала увядающие губы.

– А с какой стати мы должны молчать?! – возмутилась Хильда. – Вам-то что, у вас мужья есть, а нам за вохров прикажете выходить?

Хильду, конечно, можно понять, девушке уже за двадцать, сколько же ей в лесу киснуть. Но надо же и меру знать – нельзя дерзить старшим. Однако Хильда была отнюдь не одинока в претензиях на лучшую долю, ее тут же дружно поддержала девичья половина клана меченых. Даже родная дочь Кристин Инга позволила себе несколько вольных замечаний в адрес матери. Кристин рассердилась не на шутку, а потом неожиданно обмякла и махнула рукой. И Сигрид ее поняла: всем им страшно возвращаться в тот ненадежный мир. Но ведь старшие сыновья уже там, а значит придется сделать решительный шаг, чтобы разделить с ними тяготы и невзгоды, возможно даже поражение, но хочется надеяться что победу.

– Поедем, – вздохнула Сигрид. – Рано или поздно, но выбираться отсюда придется.