Клан, или Кровные узы

Всегда думал, что был сильным, а оказалось, просто не имел возможности сделать своеобразный эксперимент. За него это сделала жизнь… Никогда не имея рядом близкого человека, ради которого готов был бы отдать собственную жизнь, теперь в бессилии проклинал тот день, когда желаемое стало явью. Зверское желание напиться, которое посещало его голову уже ни один вечер и на этот раз не минуло стороной. Добраться бы до родных пенат, а там…Он никогда не топил свое горе в алкоголе, он жил, он выживал, и он вытянет Ее из того дерьма, в которое хоть и невольно, но подтолкнул.

Андрей усмехнулся, воспоминания новой волной нахлынули на мужчину, мешая дышать. Солнце за окном, жаркий летний ветерок колышет жесткие пряди волос, обдувая воспаленное лицо, а на душе мерзко и слякотно. Он помнил тот вечер, когда впервые увидел ее, их короткое знакомство. Лениво улыбнулся, и эта улыбка нехотя затронула самые глубокие участочки его души. Тогда он удивился, сможет ли Лиза кого-либо соблазнить… Глупый! Лишь однажды увидев ее, эта девчонка вместе с потрепанными кроссовками забралась в самую душу, впившись в нее клещами, она останется там навсегда.

Улыбнулся, вспомнив ее тихое обеспокоенное бурчание, когда глубокой ночью Лиза тащила его на себе, искромсанного пулевыми отверстиями в кровящем теле. "А пока молчи и сопи в две дырки! Сам он!", — она продолжала бурчать себе под нос, опирая его большое тело о свою хрупкую фигурку, так и тащила на себе до самой кухни. Потом, словно не боясь алого вида крови, промывала багровую рану, прижимая видневшийся из мышцы сосуд тыльной стороной ладони. "Не отпускай…", — шептали ее губы в беспамятстве, когда он выносил ее из дома того отморозка, ставшим ее первым и единственным заданием. "Пришел…нужна…", — в ответ на его мощные руки она хрипло выговаривала слово за словом, и видя ее покрытые ссадинами пересохшие губы он уже знал, нужна больше жизни… К черту никчемную жизнь, если в ней не будет ее! Но Она есть, просто теперь слишком чужая и слишком родная… Каламбур, но родная, она стала для него навеки чужой… Потерянная для него, на всю жизнь, на все его никчемное существование.

Странно, но частенько он стал завидовать людям, топящим свою боль в заветной бутылке алкоголя. Они напивались, теряя человеческий образ и тяготящие душу мысли. Они уходили в другой мир, где не было той постоянной пытки, преследовавшей их долгое время. Он никогда не пил, вначале просто было не интересно, потом и вовсе противно. Лишь иногда, продырявленный очередной долей свинца, делал несколько жадных глотков, дабы заглушить пульсирующую в теле боль. Своеобразная, такая древняя анестезия.

Сегодня ночью он напился впервые. Не просто выпил, он жадно вбирал в себя горячее содержимое очередной бутылки, пытаясь изгнать Ее из себя, вбирая в себя эту гадость, хотел навеки убить новое чувство, словно демон вселившееся в его душу. И батюшка здесь не поможет, все силы земли здесь бессильны… Новый бокал водки, не стал церемониться на более хороший коньяк, а боль так и не покидала… Приглохла, затихла, но чувство ноющего покалывания так и не ушло, намертво вонзившись в тело. Ему показалось, что он уже стал слышать ее голос, хриплый смех, гортанное хохотанье… Стал видеть, как она быстрым движением отбрасывает ото лба длинную челку, как шелковые пряди светлым водопадом оседают вниз, нежно лаская кожу щек и шеи. Он помнил еще их запах, аромат ее волос и негу сладости жарких губ. Он помнил ее всю, от крупной родинки на груди до мелкого шрама на бедре. Он слышал ее, видел ее, он сходил сума… Еще глоток, новый…и вновь. Чувство забвения, которое новым утром с трехкратной силой ворвалось в затуманенное алкоголем сознанье, вместо того, что бы забрать, только принося новую горечь и разочарование.

Запись из дневника:

"Я всегда любила лето, я любила ходить под теплыми каплями дождя, ощущая на теле легкий трепещущий волосы ветерок. Я любила зеленую пушистую траву, бесконечные рожки мороженного в детстве, купания голышом у реки. Я любила июнь, с его первой клубникой, которую всегда уплетала за обе щеки, с его яркими закатами и темными, долгими горячими ночами. Ты думаешь, я романтик? Нет, романтика и я совершенно несовместимые вещи. Я не умела любоваться "чудным" рассветом и маленькой бабочкой на окне, только лишь в детстве… Я научилась радоваться всему этому сейчас, когда вместе со мной во мне жил Наш ребенок.

Никто не знал о моем интересном положении, все настолько были заняты сложившейся ситуацией, попытками отвлечь и развеять меня, что не заметили, как вновь засияли мои глаза, а на щеку вернулся прежний, давно пропавший румянец. Я вновь жила, я дышала полной грудью, я делала это за двоих…