– Об этом уже позаботятся. Американские военные спутники работают на всех их союзников в регионе. И на нас в том числе. И они уже не столько военные, сколько гражданские. На орбите стало меньше спутников, пополнения нет и военные передают свои в пользование. Вы же знаете, что много спутников потеряно во время буйства вируса на рубеже веков, а новые не запускают. Ваши не пострадали, вроде?- спросила Блюм и пояснила:- Наш центр слежения фиксирует их в работе.
– Они в полном порядке. Хотелось иметь там дополнительные, но вопрос в носителях стоит остро. Ваши ракетостроители работают, не смотря на кризис.
– У нас в мире много врагов и мы не хотим, позволить, кому бы то ни было себя похоронить, народ и страну. А у ракет много преимуществ.
– Учитывая малую численность населения, слабое здоровье нации и продажную медицину – это выход,- съязвил Сашка.
– Вы шутник.
– Ещё какой.
– Мы имеем хороших лётчиков. И за нас не надо беспокоиться. В последние годы мы никуда не лезем и ни во что не вмешиваемся.
– А могли бы, скажем, договориться о ваших носителях и моих спутниках? Ведь многие украинские ракетостроители теперь работают у вас.
– Этого, господин Ольденбург, не будет никогда. Вы для Израиля враг номер один. Даже если за вами потащится весь мир, мы останемся в стороне и в одиночестве.
– Не переживайте так, Мери. Остаться в этом мире в одиночестве практически невозможно, а если вам так судится, то даже почётно. И потом, вы не получали права, как мне кажется, решать за весь народ Израиля. Ваше личное мнение обо мне, меня не интересует. Или это точка зрения всех?
– Оставим этот вопрос.
– Согласен.
– О вас есть интересные слухи. Говорят, что вы умеете читать чужие мысли.
– Ваши вы мне уже высказали. О том, что я ваш враг. А ведь мы с вами нигде не сталкивались, пути наши не пересекались, и государству Израиль я ничем не навредил. Вы ведь знаете, откуда пошла гулять такая информация? Ярый антисемит!!!!- Сашка шутливо вздернул плечами.- Может это от зависти, потому что я не еврей? Интересный парадокс, Мери. Никто толком не знает моей национальности, но все упрямо обвиняют в каких-то пакостях, творимых мной евреям. А может быть я самый верный и стопроцентный семит?!! Может, вы все перестали быть ими? Потеряли где-то в тысячелетних скитаниях?- Блюм от этих слов рассмеялась, а Сашка продолжил, выдержав паузу:- Теперь-то меня точно и окончательно окрасят антисемитом. После убийства ваших военных, мне миллион лет не отмыться.
– Иуда тоже был еврей,- Блюм достала из сумочки какие-то таблетки и приняла одну.- О вас много слухов, это верно. И то, что наши пути не пересекались, тоже, правда. Так они неисповедимы. Но то, что вы не еврей, могу поклясться. И то, что вы враг – тоже.
– А кому я враг? Непосредственно всем евреям мира или только государству Израиль?
– Этот комплекс я вам не хочу объяснять.
– Подъезжаем. У вас тут всё так компактно и быстро, что времени на диспут не остаётся.
Автобус, не останавливаясь, проскочил в распахнутые ворота военного аэропорта и, промчав по полосе, свернул в ангар технического обслуживания, где и остановился. Ворота поползли, закрываясь, но не до конца. Светилась узкая щель, в которую мог пройти один человек. Сашка вышел из автобуса с одним из стрелков, и они осмотрели ангар внутри. Он был почти пуст.
– Может женщинам или детям что-то надо?- спросила Блюм, когда Сашка вернулся.
– Туалеты есть в автобусе и всё остальное тоже,- отказался Сашка от услуг.
Прождали молча сорок минут.
Когда в щель просунулся директор Моссад, Сашка пошёл ему на встречу, распахнув руки и крича:
– Моше!!! Моше!! Чтоб я сдох, но ты неважно выглядишь!!
– А ты думаешь, что я буду хорошо смотреться в гробу!??- ответил директор Моссад на русском, и они обнялись.- Я знаю, что не дашь мне красиво в нём лежать. Или плечам будет тесно, или я помещусь хорошо, но без любимых ботинок.
Они похлопали друг друга по плечам, рассмеялись и снова обнялись. Блюм ничего понять не могла. Для неё это было неожиданностью. Всё стало на свои места после слов Сашки.
– Этот мир, Моше, несправедлив. В КГБ мы оба были чужаками и оба сбежали. Но вот ты стал важным и толстым за эти годы, имеешь положение, а мне на госслужбе не улыбнулось. И ты, ну просто обязан лечь в тесный гроб, хотя бы уже потому, что тебе сейчас широко. Только ничего мне не говори. Вот все на вас евреев обижаются. Как не встретишься, разговор начинается с денег и ими же заканчивается. Я всё оплачу в разумных пределах. Не вам. Родственникам погибших. Но лишь потому, что мы с тобой, сукин ты сын, из одного котелка хлебали. Только скажи мне, кто и когда отдаст причитающиеся мне долги?