– О! Теперь я врубился,- Павел хлопнул Потапова по плечу.- Тогда получается, что его счислили одни и те же люди, одни суки его посчитали своим потенциальным врагом. Это, так полагаю, огромные, слушай, акулы.
– Точненько. Вопрос в другом. Кто там и кем управляет? Думаю, что есть какой-то общий котёл в финансовых сферах. Ты рубишь в дебет-кредит?
– Иди ты, Валера, с этим в одно место. Это ж бухгалтерия сплошная: дебет, кредит, авизо, сальдо.
– Но ты суть сказанного мной уловил?
– Вполне.
– Потому он тебе и пообещал сук этих вывести на чистую воду.
– Через банк?
– Он их купит. Всё в мире продаётся и покупается. Прижмёт он их так, что они сами к нему припрутся и, всех кто тут сдавал, ему выложат.
– Может это Ельцин?- брякнул окончательно окосевший Павел.
– Ну, тебя, Паш!- Потапов усмехнулся.- Ты уже совсем готов, плывешь.
– Тогда пошли спать,- предложил Павел и встал. Его качало из стороны в сторону.
– Пошли, нам постелили в зале.
– Не ссы, я мимо постели не промахнусь,- Павел выбрался в зал и с ювелирной точностью рухнул на диван у стены. Потапов снял с него тапочки и улёгся на диван у другой стены.
Глава 7
В окрест всё шумело. Журчали, ревели многочисленные ручьи и речушки, наполненные водой от таящих снегов. Под кронами сосен, где располагался (в пару домиков) шахтный посёлок, германский посёлок, почему-то так окрещенный мужиками, весна не чувствовалась. Снег лежал почти не тронутый, еле заметно просев. Картина была обворожительной. Везде, где солнце проникало, снег исчезал на глазах, а в тени нет. Сашка и Снегирь топали со смены в шахте, хлюпая по воде болотными сапогами, которые предусмотрительно раскатали. Кое-где на тропе было воды выше колен. Чтобы войти под сосны, пришлось карабкаться на обледенелый уступ по вырубленным ступеням. Тут была граница между весной и зимой. Под соснами, переведя дух, Снегирь спросил:
– Сань! Долго он тут лежать будет?
– Снег, что ль?
– Ну да!!
– До июня стает. В глубине чащи, да в местах, где солнце не достаёт, снежные плеши сохранятся до середины июля. В них всякое зверьё купается.
– Как?
– Белка прыгает, резвится, крутится на таком сугробе, спинкой и боками трётся, лапками перебирает. Животом ложится и ползает, брюшко чистит.
– Красиво, наверное?
– В природе всё красиво и до поразительности рационально. Места не тронутые, не хоженные, необычайной чистоты наши места.
– Далеко от грязных производств потому что.
– Не потому,- скатывая голяшки сапог, ответил Сашка.- Отсутствие грязных людей. Всё зло от человека и его желаний неуемных, потребительских.
– Что ж теперь, сталь не производить?
– Надо всё. И сталь, и цветные металлы, и продукты нефтехимии, и просто песок со щебнем надо, и лес. Спорить об этом нечего. Только делать надо всё разумно,- произнёс Сашка.- С умом, значит. Видал, как мы работу сделали?! Вот мы отсюда отвалим и за нами чисто будет. Дай государственным козлам эту жилу, что тут было бы?
– Представляю!!
– То-то!- Сашка разогнулся.- Они бы тут поставили обогатительный комбинат, город тысяч на двадцать жителей и лет сорок долбились бы в горе. За это время в округе на триста километров не осталось бы живой души.
– Так это ясно,- кивает Снегирь.
– Вон нефть в западной Сибири качают, так её больше по болотам разлили, чем за эти годы добыли. Загубили природу на корню.
– Болота они и есть болота.
– Глупый ты мужик, Андрей,- Сашка хлопнул того по спине.- Топи те не менее важны для природы планеты, чем леса Амазонки. Нет лишнего в этом мире ничего. Ты бы видел, как качают нефть арабские шейхи!? Вроде беспокоиться нет повода – сплошной песок кругом, ан-нет, технология добычи рассчитана так, чтобы вреда не наносить. Саддам Хусейн ушёл из Кувейта и поджог скважины, так они в течение года погасили и сразу выделили средства на очистку поверхности. Побеспокоились об этом, как о собственном здоровье. Понял ли ты?
– Усёк!
– Это пески, Андрей, всего-то, а сибирские топи восстановить как? Вкакаешься. А вот такой лес как у нас? Каждый же листик не протрешь. Пакостить научились, а работать чисто нет. Вон Левко зимой бак пробил на снегоходе, так двое суток сидел там и отжигал. Понимает причастность с малолетства. Мы в детстве, когда костры палили на реке, всем кагалом собирали сушняк или старые ящики таскали от магазина, но плескать солярку или бензин в костёр – даже не думали. Таких бы получили по первое число, на всю жизнь бы остались рубцы на задницах, для памяти.
– А мы лили,- признался Снегирь.- И ещё как! Таскали трехлитровыми банками. Ночью с машин сливали.
– Так и удивляться нечего, что в Протве рыбы нет.
– Все давно перестали удивляться, что нет. Только старички ещё помнят, а мы ловили, в основном, ершей. При нас больше ничего не водилось. Саш, вот ты в КГБ работал. Сам туда влез или кто-то из ваших, ранее там обосновавшись, тебя туда втолкнул?- спросил вдруг Снегирь, переведя разговор на другую тему.
– Сильно интересуешься!?- Сашка глянул на него, хитро прищурившись.
– Запретно если, то не говори. Я от того спросил, что после училища к ним чуть было не попал. Человек меня один вытащил.