Клан - моё государство

– Этого не могу. Кожен день бегаю. Высматриваю. Однак, ничего коньяк, хорошо берёт. Обволакивает.

– Как здоровье-то?

– Дак нам, лесным, что? По первости сильно, правда, сосало. Теперь уже свыкся. Даже нравится. Хожу, одним локтем всех толкаю, жить можно.

– И то правда. Привыкнуть можно ко всему. Ты бы хоть бабку взял, что ль? Чего один, как сыч?

– Ходит тут одна,- Иванович подмигнул.- Но не зову селиться. У ней своя квартира есть. Дети разъехались. Не хочу, чтоб перед глазами мелькала. Да и она понятливая.

– Ясно. Народ как московский?

– Варнякат.

– Хуже стало, аль как?

– Чуток да. Кое-что пропало. За кое-чем очередь – день стоять. Цена выросла. Спекулянтов больше стало. Много. И ещё вот. Нищие стали появляться. Убогие. Ранее-то столицу обходили, а сейчас прут.

– Нищие от беды?

– Разные. И те есть, и ленивые. Промысел. Молодёжь стала напёрстки катать, сначала их гоняли, теперь нет. Чаще на вокзалах и рынках. Но уже видел и просто на улицах. Зима сойдёт – вылезут на тротуары.

– Ты смотри – и это в ход пошло!

– Буржуи по городу зачастили в лимузинах, спереди с мигалкой мент, а они сзади, бояре. Закопошились.

– Иванович, власть-то что, слабеет, говоришь?

– Дак ты умный, сам и меркуй. Волю-то дай, и все к ней прислониться хотят: и безродные, и глупые, и хамьё – какой бы она не была, лезут, толкаются.

– Воля иль свобода?

– А мне какой хрен? Это тебя учили. По мне – так и то и другое одинаково. Только вот вижу больше мути, чем дела. Одно слово – жульё. Новый прийтить не успел, а, говорят, уж дачу в Крыму ладит. Не на свои ведь, на народные. Не ферму в деревеньке какой, а личный коттедж.

– Виллу.

– Вот, вот. Они все одним миром мазаны. Тьфу! Дерьмом.

– Пригородники что в электричках толкуют?

– Клянут, на чём свет стоит. И своих на местах, и московских, и прут, как раньше, всё подряд. Вокруг ведь не Золотое Кольцо, Голодное. Я по грибки осенью мотаюсь, подальше, сейчас принесу, погодь,- Иванович выскочил. Вернулся из кухни с банкой.- Насыпай. Маслята. Сам солил. Соскучился, небось. Да. От Москвы, значит, далеко езжу. Там – шаром покати. Пустые полки. Магазины есть, где вообще замки заржавели. Это ж разве держава? Эх, Саня! Шею бы им набить за такое.

– Надо бы. Терпение лопнет, народ за вилы и возьмётся.

– Ты-то, Сань, что? В порядке ли?

– Есть дело тут малёхонькое, справлю поминки и съеду. Ты, Иванович, не бойся, слово моё вечное. Тебе тут с голода помирать не придётся. Всем обеспечу.

– Да я не про то. Подсобить чем надо, так ты не гнушайся, аль мы не с одной миски в тайге хлебали.

– Тебе никак нельзя. Приметный ты очень.

– Это да. Стойка проклятая. Хоть ты и молод был, а зря мы тогда тебя не послушали.

– Болит?

– Уж нет. На непогоду сипает, да как выпить соберусь – отдаёт. К стакану тянется,- Иванович улыбнулся.- Шельма.

– Попиваешь?

– Бывает. На праздники обязательно. Чего её не пить? Баба придёт, сготовит, сядем, выпьем, старое помянем, мужика её, потом мою страдалицу – женку. Сколько уж осталось-то?

– И то верно. Вся жизнь без просвета. За неё и не выпить?

– Мы-то своё прожили. Верно говоришь, тяжело. И вам достанется, видать, не слаще, с этими-то вождями.

– Давай, Иванович, ещё по одной. За грибки спасибо. Нет в мире лучше. Сразу мать вспоминаю.

– Померла?

– Два года уж скоро.

– За неё и выпьем. Большой души была, за её упокой,- Иванович опрокинул стопку в рот.

– Всё, Иванович. Я – спать. Часов в семь разбуди.

– Там в комнате сам стели. Моя зазноба вчера убирала. Я ещё посижу. Чайку попью. Иди. Отдыхай с дороги.

Глава 2