В октябре Сашка объявился в Алдане. Пришёл в контору к Петровичу и, сняв шапку, положил на его стол заявление на работу. Это была фикция. Петрович для пущей важности прочитал заявление и, посмотрев на Сашку, заорал своим басом.
– Где вы только берётесь. Зайди завтра. Подумаю. Но не обещаю.
На следующий день Сашка пришёл снова.
– Вот что, молодой человек,- Петрович встал, открыл сейф, достал конверт и, положив его на стол перед ним, продолжил:- К себе – не могу, но в артель устроиться, если заработать желаешь, посодействую. Вот тебе к председателю письмо.
– Я даже не знаю,- забормотал, забирая конверт Сашка,- там, говорят, тяжело, по двенадцать часов в день работа.
– А ты что, приехал сюда баб щупать?
– Так не знаю, выдержу ли?
– Иди и думай. Мужик ты здоровый. Вон, ручища какая. А нет – сожги мою писульку. Всё, иди с глаз моих, не морочь мне голову,- Петрович сел в кресло.
Информация, переданная Петровичем, была хорошей. Чужаки выкупили своих за шесть миллионов. Ещё два вынуждены были отдать за него, за Сашку. "Семья" доказала, что они причастны к его исчезновению, более же ничего на себя не взяла, не только при этом отметя все обвинения по Алдану, но и по Москве, показав компетентной комиссии (а приехали улаживать, как писал Петрович, очень большие авторитеты), что "семья" не прикасалась к чужому. Ещё, чтобы уладить всё окончательно, заявила, что если чужие сунутся на их территорию, будет война, а от предложений на совместное дело категорически отказалась. На заявленные претензии о неуплате процентов по делу в общак* ответила, что это не партия и не профсоюз – платить "на халяву", после чего откланялась, пообещав, в случае "наезда" в этом вопросе, всеобщую бойню. Ещё, писал Петрович, привезли сведение, что убивший в Москве двоих большим и малым советом заочно приговорён к смерти за несоблюдение экстерриториальности и за нарушение внутренней этики. Убит был, со слов Петровича, авторитет большой. Кроме того, Петрович передал ему список всех авторитетов и находящихся "в законе" лиц. И тех, что на свободе, и тех, что в лагерях на отбытии, с точными адресами колоний. Кое-что из этих данных Сашка уже собрал в Москве сам, но полной картины не имел. Наскоро организованная им сеть произвела поверхностный сбор, но о глубокой разработке думать было нельзя, не имея под рукой нужного количества профессиональных людей. Запомнив все данные, переданные Петровичем, Сашка сжёг листы. Ещё Петрович дал адрес таёжной заимки, тайной и во всех отношениях надёжной.
Глава 8
Несколько дней Сашка провалялся в номере гостиницы, изредка выходя для покупки провизии. Он напряженно думал, составляя и стыкуя части плана, ибо гнездо, которое осело здесь, имело корни по всему Союзу. Ему предстояло оприходовать этот район в свои владения. Сейчас регионом владели чужие, сумевшие купить всю систему официальной власти и просунувшие своих людей почти везде. Состав был разный. Были отдельные люди, были кланы с Кавказа, кланы с Урала, группы из Москвы, но всех их держало вместе общее дело. К тому же, все они платили в "общак", что давало определённую защиту от посягательств и случайностей. Так что хлестаться со всей страной было несерьёзно. На первый взгляд. "Чем, собственно, я рискую? Ничем. В крайнем случае, уйду за границу. Там меня, тем паче в азиатском котле, хрен кто сыщет. А тут дальше МВД дело не поднимется, останется на уровне уголовки. Риск, конечно, огромный, но рассчитанный. Я дам добытчикам сдаточные пункты, организую кассирование. Тех, кто откажется, выставлю вон. Тех, кто сдавать попытается в "ментовку", отправлю показательно в могилу. Из совета, малого и большого, убираю по два-три авторитета, имеющих отношение к металлу, сделаю это сам, ещё уберу парочку в зоне. Это для острастки. Главное, отсечь их тут от райкома, от милиции, само собой, от прокуратуры. Чтобы они замкнулись внутри себя, чтоб сидели без выхода информации вверх и вбок и чтобы прекратили кому-то платить. Эти жирные "коты" обойдутся теми льготами, что дало им государство".
Перед отлётом Сашка встретился с Петровичем. Обсудили все детали. Это была вторая их встреча, но Петрович с полуслова понимал всё. Более прочего зная, что Сашка, сделав дело, отойдёт от него в сторону, а ему придётся тащить всё самому. В Петровиче, кроме таланта горняка и организатора, был ещё и талант определять человека. Люди готовы были за ним в огонь и в воду.
"Ему нужен размах. Огромный. Район для него, так, тьфу. Я – исполнитель. Моё дело предложить и помочь осуществиться, а он – управленец, тем более ему тут жить. Жить с людьми разными, плохими и хорошими,- Сашка задумался, слушая Петровича.- Он прав. Тысячу раз прав,- поймал вдруг себя на том, что называет Петровича дедом.- Хоть он по возрасту ещё не стар, но образом мыслей его, тем, как гладко и хорошо, верно и расчётливо они у него слагаются, он похож на моего отца, на Ло, да и на стариков с Маймакана. Так и буду его звать теперь. Теперь, когда мы начинаем объезжать этот дикий табун, я – простой загонщик, а он – Дед, табунщик, он – голова".