Клан Пещерного Медведя

Оказавшись на свежем воздухе, она вдохнула всей грудью. Здесь, за пределами пещеры, тревога ее улеглась. Ледяной дождь хлестал по-прежнему, накидка Эйлы мгновенно промокла, но все же, дрожа от холода, она пошлепала по размытому склону вниз, к ручью. Островки снега, почерневшего от копоти множества костров, таяли, и ручейки мутной воды вливались в бурный весенний поток, уже взломавший ледяные оковы.

Кожаная обувь Эйлы насквозь пропиталась грязью, к тому же на полдороге она поскользнулась и упала, перепачкав накидку. Волосы облепили ее спину длинными влажными прядями. Она долго стояла на берегу ручья, смотрела на бурлящую темную воду, на льдины, увлекаемые неведомо куда.

Стуча зубами, Эйла вскарабкалась по склону вверх. Небо, сплошь затянутое тучами, немного посветлело на востоке, над горной грядой. Внезапно Эйла почувствовала, что невидимая стена преградила ей вход в пещеру. Она с трудом преодолела себя.

– Эйла, ты вся мокрая. Зачем ты выходила в такой дождь? – удивленно спросил Креб, добавляя в огонь поленьев. – Снимай свою накидку и садись к очагу, хорошенько согрейся, а не то захвораешь.

Эйла переоделась и села рядом с Кребом. Некоторое время оба молчали, но теперь их молчание было проникнуто теплотой и пониманием.

– Креб, я так рада, что мы с тобой поговорили. Знаешь, я ходила сейчас к ручью. Лед уже тронулся. Скоро лето, мы опять будем подолгу гулять.

– Да, Эйла. Скоро лето. И мы будем подолгу гулять.

По телу Эйлы снова пробежала дрожь. Вдруг она с ужасающей отчетливостью поняла, что они с Кребом больше не будут гулять никогда. Поняла, что ему это известно тоже. Она протянула к нему руки, и они обнялись, словно перед неминуемой разлукой.

Вскоре дождь превратился в легкую морось, а к полудню небо слегка прояснилось. Слабые солнечные лучи пробились сквозь толщу туч, но они не могли согреть и высушить землю. Несмотря на унылую погоду и на то, что запасы в клане подходили к концу, вечером предстояло празднество. Повод был чрезвычайно важный. Оге и Эбре предстояло принять участие в ритуале, во время которого семилетний Брак будет объявлен преемником вождя.

Ога не находила себе места от волнения. То и дело она вскакивала и проверяла, как там угощение, которое готовилось на нескольких кострах. Эбра пыталась успокоить ее, но ей и самой было не по себе. Брак, стремясь доказать, что он уже вполне взрослый, командовал не только детьми, но и женщинами, озабоченно снующими туда-сюда. Бран положил этому конец, отозвав мальчика в сторону, чтобы проверить, готов ли он к вечернему ритуалу. Эйла стряпала наравне с другими женщинами, к тому же вечером она должна была приготовить дурманное питье. Креб сказал, что чудодейственный напиток из корней им нынче не потребуется.

К концу дня небо прояснилось полностью, лишь изредка по нему проносились всклоченные облака. Полная луна залила своим холодным светом голый лес, еще не успевший по-весеннему оживиться. В глубине пещеры за самым дальним очагом сложили огромный костер и окружили его факелами.

Эйла в одиночестве сидела у себя, уставившись на потрескивающий огонь. Ей так и не удалось избавиться от мучительного беспокойства. Томительное ощущение гнало Эйлу из пещеры, и она уже решила пойти к проему, поглядеть на луну. Но тут Бран подал знак к началу празднества, и вместе со всеми Эйла неохотно поплелась к ритуальному костру. Каждый занял надлежащее место. Когда люди затихли, из прибежища духов появился Мог-ур, по пятам за ним следовал Гув. Оба были облачены в медвежьи шкуры.

Последний раз в своей жизни великий священный муж призвал духов-покровителей, испрашивая их расположения и благосклонности. Груз лет будто слетел с Мог-ура. Давно уже он не совершал магических телодвижений с такой истовостью. Зрелище это завораживало и вызывало трепет. Напряжение, охватившее людей, благоговейно взирающих на чудодейственное представление, забирало все духовные силы без остатка. Рядом с Кребом Гув казался жалким подражателем. Он был достоин того, чтобы стать Мог-уром, но никто не мог сравниться с самым могущественным из всех шаманов, когда-либо служивших клану. Ныне Великий Мог-ур завершил свое служение. Когда он отступил, давая место Гуву, Эйла не удержалась от слез. Глаза людей клана были сухи, но они плакали сердцами.

Пока Гув совершал магические жесты, означающие, что отныне Бран передает клан Бруду, Эйла унеслась мыслями в прошлое. Она смотрела на Креба и вспоминала, как впервые увидела его изборожденное шрамами одноглазое лицо и протянула руку, чтобы коснуться его. С каким терпением Креб учил ее изъясняться жестами, как радовался, когда дело пошло на лад. Эйла подняла руку, чтобы коснуться своего талисмана, и нащупала крошечную отметину на шее – это Мог-ур надрезал ей кожу, чтобы кровью Эйлы ублаготворить древних духов, дозволивших ей охотиться. Она содрогнулась, вспомнив свое кощунственное вторжение в тайное святилище. Да, она виновата перед Кребом. Но минувшей ночью взгляд его был полон не укора, а любви, печали и сокровенного знания.