Читаем Клан Сопрано полностью

Про Джеймса Гандольфини нельзя сказать, что он пришел из ниоткуда и стал звездой в «Клане Сопрано», но он был достаточно неизвестен, чтобы зрители восприняли его исключительно как Тони Сопрано. Кажущееся отсутствие границы между актером и героем тогда сработало на пользу шоу: ни один зритель не сказал бы, что Джеймс Гандольфини не смог бы так поступить, потому что им было не с чем сравнивать. Однако теперь можно уступить соблазну и спроецировать смерть Гандольфини в относительно раннем возрасте (51 год) на его роль в сериале, где постоянно присутствуют темы смерти, упадка, потери и упущенных возможностей.

С эпизодом «Отрицание, гнев, принятие» в этом отношении особенно сложно. Его проблематика — столкновение Тони с собственной смертной природой в тот момент, когда он переживает перечисленные в названии стадии, размышляя о предстоящей кончине Джеки Априла. Гандольфини был человеком гораздо более достойным, чего его альтер-эго, но все же легко представить, что не персонаж, а сам актер ведет ту же самую беседу — или хотя бы думает о своей чересчур ранней, как и в случае Джеки, смерти. Последовательность кадров в сцене, где Медоу поет в хоре, напоминающая «Крестного отца», прерывается сценами нападения на Кристофера и Брендона. Эпизоды, где Кристофер умоляет сохранить ему жизнь и где Майки Палмайс убивает Брендона, отличаются особым напряжением, так как смерть Брендона — это первое убийство значимого персонажа. Однако все перекрывает эпизод в школьном актовом зале, когда эмоции Тони находят выход в музыке, в созерцании чудесного выступления дочери и кратком осознании того, насколько важно ценить такие моменты, пока он все еще жив.

Это великолепный эпизод как для Тони, так и для Джеки Априла в исполнении Майкла Рисполи. Рисполи претендовал на роль Тони, роль Априла стала для него как бы утешительным призом. У Джеки не много экранного времени, но Рисполи распоряжается им крайне успешно. Он великолепно исполняет комическую часть своей роли в эпизоде, где Джеки не понимает, что «медсестру», которая входит к нему в палату, нанял Тони, чтобы порадовать друга. Но и в драматической сцене, где Тони хочет пересказать ему все, что произошло в мотеле, а Джеки интересует только его температура, Рисполи выглядит очень убедительно.

Но, несмотря на увлекательность серии «Отрицание, гнев, принятие», она кажется несколько неровной. Ливия появляется лишь в конце и ненадолго, хотя любопытно, как легко она приговаривает к смерти Брендана, зная, что Джуниор последует ее совету; она предстает холодной, опасной женщиной, а вовсе не добродушной матушкой, какой Тони хочет ее видеть. Мафиозная линия в этом эпизоде заметно проигрывает остальным компонентами. Она повествует о хасиде-владельце мотеля[25] и выглядит, как и розыск пропавшей машины в предыдущем эпизоде, еще одним экспериментом Чейза: было бы забавно столкнуть этих крутых итало-американцев и евреев с пейсами в странных головных уборах.

Самое приятное нововведение эпизода — первое сюжетное ответвление, посвященное Кармеле. Это — другой взгляд на происходящее. Кармела приглашает Арти и Шармейн Букко заняться кейтерингом на благотворительном вечере ее больницы, чтобы помочь им справиться с трудностями после потери ресторана и поддержать их финансово, пока они ждут страховых выплат. Однако, в конце концов, она заставляет свою «подругу» Шармейн почувствовать себя еще более униженной по сравнению с богатыми и могущественными Сопрано, так что Кармела — достойная пара Тони.

Шоу великолепно передает оскорбления, особенно непреднамеренные. Кармела даже не осознает, что надменный жест, которым она подзывает Шармейн, низводит ту до уровня прислуги. В ответ Шармейн рассказывает, как однажды переспала с Тони и имела шанс остаться с ним, а затем добавляет: «Мы оба сделали свой выбор. Я своим довольна».

После этого обмена любезностями Кармела продолжит жить в особняке, а Шармейн и Арти — в своем разваливающимся домике и ждать выплат по страховке. Однако мы увидели, что Шармейн твердо намерена не иметь никаких связей с мафией. В сериале, где почти все герои в этом замешаны, она представляет собой аномалию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука