Читаем Клан Сопрано полностью

Адриана дарит Кристоферу курс «Актерское мастерство для сценаристов». Но, чтобы быть актером, нужно иметь смелость раскрыться перед публикой. Кристофер же отлично умеет причинять и терпеть физическую боль, но эмоции предпочитает прятать под маской крутого парня. Его издевки над Адрианой — тоже средство защиты, поскольку Адриана знает Кристофера слишком хорошо.

Кристофер выступает как актер в одной из самых душераздирающих сцен из «Бунтаря без причины». Его герой, Джим Старк, точно так же, как сам Кристофер, скрывает детскую ранимость под маской мачо, и точно так же, как Кристофер, переживает проблему с отцом. Отец Джима все еще жив, но он, по сценарию, рассеянный и «слабый» человек. Отец Криса умер, когда тот был маленьким. Когда Джим/Крис держит ноги отца на сцене, то это имеет другой смысл, чем в кино: Джим будто возвращается в детство и цепляется за папу, который обманул его надежды, в то время как Крис цепляется за отца, которого никогда не знал, но не хочет, чтобы тот исчез. Как в истории Тони с Хэшем, занятие по актерскому мастерству становится замещающей терапией, в которой отчаянно нуждается Кристофер. Последующая сцена, где Крис бьет партнера по лицу, когда тот говорит одну букву («А»), лишает эту побочную сюжетную линию пронзительной остроты, — это уже шокирующая комедия. Напряжение возникает снова в молчаливой сцене, когда Крис выбрасывает свою рукопись в мусорное ведро.

Именно эта серия «Клана Сопрано» показывает зрителям, что большую часть насилия здесь можно интерпретировать как физическую комедию. Тони сообщает Поли о его повышении в городке Патерсон, что в Нью-Джерси, у памятника Лу Костелло (комедийный дуэт Эббот и Костелло). В финале сцены мы видим бронзовую голову Костелло крупным планом. Многое во взаимодействиях Тони и Поли слегка напоминает отношения Эббота и Лу: это и нарушения социального протокола, и тонкие находки в области модуляций голоса и языка (печенье «Малломарс» — одно из таких забавных названий, отраженное в скетче Эббота и Костелло.) Этот образ подходит для сериала, полного сцен физического насилия в стиле режиссеров черно-белой комедии, снимавших Эббота и Костелло, Лорела и Харди [британо-американские киноактеры и комики — Прим. пер.], братьев Маркс [пять братьев — популярные американские артисты, специализирующимися на «комедии абсурда» с драками и пощечинами — Прим. пер.] или комедию «Три балбеса» (Three Stooges) — всего того, что может начаться со звонка двух болванов в дверь и закончиться домом, объятым пламенем.

Первоначальные попытки Кристофера запугать работников борделя — это характерная для «Сопрано» концентрация внимания на том, что затем будет использовано для сцен насилия — модель машинки, на которую садятся, и кисточка, которую Крис втыкает в нос хозяина. Мы видим уже знакомые по «Коммендатори» схемы, когда Пусси убивает гангстера-двойника Элвиса в доме, наполненном предметами, напоминающими об Элвисе; и по первой сцене Ричи в «Я, б…, поскакала», где с любовью показан кофейник, который потом разобьют о голову Бинзи. Эти последствия шокируют, но они смягчены подтекстом предопределения (как, например, когда Тони убивает Чаки Синьоре пистолетом, найденным в рыбе).

Однако, если насилие намеренно запланировано как нечто омерзительное, схема предупреждения исчезает и остается невероятная неразбериха: например, когда Фьюрио врывается в бордель и работает там битой, пистолетом и кулаками. Мы видим его садистскую, бесчеловечную сторону, которую он ранее скрывал за спокойным и даже привлекательным фасадом[112]. Ничего забавного в этой сцене нет, как нет ничего забавного и в наезде Ричи на Бинзи.

Юмористическая сторона сцены насилия зависит от того, с чей точки зрения она оценивается. Гангстеры — веселые садисты, поэтому, когда они полностью контролируют насилие, оно часто воспринимается как комедия, балансирующая на грани жестокости. Неистовство Фьюрио — это запугивание людей: чудовище, которое не остановить, вламывается в дверь, бьет стекла и ломает кости. Режиссер Тим Ван Паттен снимает первые моменты нападения Фьюрио из-за его спины, как и в сцене резни Трэйвиса Бикла в борделе в конце фильма «Таксист» (Taxi Driver).

Смещение от юмора к ужасу в сценах насилия вызывает в памяти определение Мела Брукса, касающееся разницы между комедией и трагедией: «Трагедия — это когда я палец порезал. А комедия — это когда ты упал на работающую пилу и умер». На сеансе психотерапии Тони выражает восхищение отличной работой Фьюрио, но в его словах слышится и нотка сожаления: «Хотел бы я быть там вместо него».

— Чтобы бить и колотить? — спрашивает Мелфи.

Сцена заканчивается до того, как он отвечает.

<p>Сезон 2 / Эпизод 6. «Беззаботный странник»</p>

Сценарист: Фрэнк Рензулли

Режиссер: Джон Паттерсон

Эта игра не для тебя

«Я не знаю, мать вашу, на кого я зол. Я просто зол, о’кей?» — Тони

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение