Читаем Клан Сопрано полностью

Даже Мелфи, которую лишь самым краешком задевает преступный мир и которая знает его только благодаря новым историям и рассказам Тони, похоже, идет по спирали вниз. Мы узнаем на ее сеансе с Эллиотом, что она принимает препарат «Ативан» против депрессии и выпивает одна — психический спад из-за решения вернуть Тони. А сейчас ей стыдно за себя, за то, что она бьет, как ножом, моралью в тот момент, когда Тони боится потерять молодого парня, которого считает почти своим сыном. Она говорит, что ее работа «не судить, а лечить». И добавляет: «А сейчас я сужу. Я заняла такую позицию, черт возьми, и сейчас я напугана».

И в этой серии, впервые со времен «Колледжа», Кармела боится за свою душу и за душу Криса. Когда Криса оперируют, Кармела молится в пустой больничной комнате. Она признает, что и она, и ее семья[137] «сами [выбрали] эту жизнь, в полной мере осознавая последствия», и просит Бога пожалеть Криса, «избавить его от слепоты и даровать прозрение, через которое он увидел бы любовь» Господа, «а также дать ему силы служить» Господу[138]. «Ты должен посмотреть на это видение как на возможность раскаяться», — она говорит Крису сразу же, как только тот приходит в сознание. Ее духовный кризис вызван не только суровым испытанием Криса, но и сообщением Габриэллы Данте, что бразильская танцовщица, любовница одного женатого гангстера, которого они обе знают, родила от того ребенка. Это приводит Кармелу к конфликту с Тони по поводу его продолжающихся измен («Я чувствую запах духов „Кельвин Кляйн-1“ на твоих рубашках»)[139]; она требует, чтобы муж сделал вазэктомию. «Я заставил ее сдать анализы на СПИД», — отвечает Тони, и это сейчас самые неподходящие слова. Потом он, ворча, говорит, что лично он уверен: нельзя мешать природе идти своим курсом (как поет «Монти Пайтон», любая сперма священна), и кроме того, он больше не изменяет[140]. Тонкая связь Кармелы с безбожием Тони и общая греховность Таких-Вот-Вещей воплощается в ее страхе: а вдруг ее муж-гангстер заведет ребенка, которого никто из них не хочет и с которым им придется иметь дело всю оставшуюся жизнь: грех приведет к рождению живого разумного существа[141].

В ткань эпизода вплетен саундтрек — хит Отиса Реддинга «Молитва моей возлюбленной» (Lover’s Prayer). Он звучит трижды[142]: в начале серии, когда делают операцию Крису, и в заключительной сцене после примирения Кармелы с Тони. В классическом варианте Реддинга — это откровенная страстная песня. Певец, стоя на коленях, просит свою возлюбленную думать о нем хорошо, простить его и оставаться с ним в горе и радости, как это делает Кармела, прощая Тони, когда тот возвращается и умоляет ее об этом. Но в словах песни появляется и некая духовная составляющая. Две последние строчки возвращают песню «на землю», а именно в спальню, и, кажется, будто они специально написаны для заключительной сцены эпизода: «И я молюсь, / Чтобы ты взяла это кольцо / И приняла мое семя».

<p>Сезон 2 / Эпизод 10. «Разорение»</p>

Сценаристы: Фрэнк Рензулли, а также Роберт Грин и Митчелл Берджесс

Режиссер: Джон Паттерсон

Скорпион

«Ну, я знал, что у тебя есть бизнес». — Тони

В серии «Разорение» Тони — это водоворот эмоций. Его мучает чувство вины за убийство Мэтта Бевилакуа (и растерянность, что он ощущает вину именно за это убийство, но не за все другие). Он испытывает приступы паники при мысли о том, что сядет в тюрьму на всю жизнь, потому что свидетель видел его и Пусси рядом с местом убийства. Он, целенаправленно разрушая бизнес и жизнь Дэйви Скатино, выглядит самодовольно жестоким. «Я, мать вашу, не заслуживаю этого», — настаивает он, беседуя с Мелфи о возможном обвинении в убийстве, в то время как история Дэйви Скатино показывает, что он абсолютно, мать его, заслуживает не только этого, но и намного большего.

Перейти на страницу:

Все книги серии Киноstory

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение