Это почуяли все. Хана выпрямилась и предложила Сакуре помочь убрать посуду, но та покачала головой и принялась настаивать, что справится сама. Итачи в это время бросил на брата взгляд, преисполненный подтекста, на что Саске в обычной манере хмыкнул. Взяв на руки Сараду вместе с её котом, в которого дочка вцепилась как в самое дорогое на свете, он попрощался и ушёл в дом.
Итачи и Хана тоже ушли к себе, и Сакура осталась одна на энгаве. Без спешки составив на поднос пустую посуду, она поднялась и направилась на кухню, где на какое-то время заняла себя уборкой, раз уж Саске решил присмотреть за дочкой. Сакура сметала с поверхностей крошки, мыла тарелки, стаканы и чашки, накопившиеся за день, после подметала пол, надеясь, что монотонные домашние дела помогут вернуть равновесие душе.
Не помогли.
Временами общение с Саске становилось просто невыносимо. Обычно это случалось в периоды, когда у него долго не было миссий. Если Сакура что-то и поняла об Учихах за то время, пока близко знакома с ними, так это то, что сидение на одном месте им строго противопоказано. Крайне деятельные по натуре своей, представители этого клана тяготились любым застоем, а тем, который сопровождался невозможностью ввязаться в хороший бой — особенно. Так было с Саске и Мадарой; Итачи же, хотя тоже не мог усидеть без дела, предпочитал решать более мирные вопросы.
Всё это Сакура понимала и принимала. Но, ксо, неужели Саске так трудно хотя бы с ней не вести себя как…
— …последний козёл! — едва ли не прокричала она. Нервы не выдержали, и свои претензии Сакура всё-таки высказала мужу.
Саске выслушал её монолог молча, что уже само по себе определённый прогресс, однако ни следа раскаяния или хотя бы даже понимания не продемонстрировал.
— Сама-то понимаешь, что за чушь несёшь? — прошипел он, сунув руки в карманы домашних штанов. — Говоришь, что понимаешь и, главное, принимаешь особенности нашего кланового характера — и тут же предъявляешь мне претензии. Сама себе противоречишь, Сакура.
— То есть, ты считаешь, это нормально?! — возмутилась она. — Срываться на мне, хотя я не виновата в том, что для тебя нет подходящих миссий?
— Когда это я на тебе срывался?
— Да постоянно! Говоря «срываться», я не имею в виду, что ты кричишь. Ты делаешь вот такое лицо, — Сакура изобразила его пренебрежительно-раздражённое выражение, — и разговариваешь со мной так, словно я какая-то посторонняя дура, а не твоя жена!
— В случае с плиткой…
— Да оставь ты эту плитку в покое! Я совсем не о ней говорю!
Саске прикрыл глаза с напряжённым лицом.
— Сакура, — процедил он, — что ты от меня хочешь?
— Чтобы ты общался со мной по-человечески, хотя бы, — она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. — Саске, ты помнишь наши первые недели? Помнишь, как было хорошо? Мы столько разговаривали, делились друг с другом мыслями, обменивались мнениями и открыто говорили о том, что беспокоит…
— Я же не виноват, что после родов ты стала острее на всё реагировать, — передёрнул плечами Саске.
У Сакуры аж отвисла челюсть.
— По-твоему, я стала истеричкой?
Саске не ответил, но взглядом дал понять. Это задело, обидело; Сакура стиснула кулаки, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Возможно, она бы и высказала Учихе до конца, что о нём думает, но тут из соседней комнаты донёсся плач Сарады, и Сакура, испепелив мужа взглядом, поспешила к дочке. Как оказалась, малышка сама попыталась встать, но упала и ушиблась.
— Ну, маленькая, не плачь, — ворковала Сакура, качая её на руках. Приложив пальцы к ушибу, она направила через них медицинскую чакру, чтобы поскорей устранить боль своего ребёнка. — Всё хорошо, родная, это ничего…
Сарада перестала рыдать и уставилась на неё умными глазёнками. А затем простым, открытым жестом ткнулась лобиком Сакуре в грудь, прижимаясь, сжимая её майку в кулачках. Это стало последней каплей, и Сакура дала волю слезам.
— Мне кажется, или у них проблемы?
— Что? — Итачи поднял голову от свитка и пару раз моргнул, переключаясь с вопросов внешней политики на семейный разговор.
— Саске и Сакура, — терпеливо повторила Хана. — Мне кажется, или у них проблемы?
Обычно она не влезала в дела семьи брата супруга, однако же подмечала, что происходит между Сакурой и Саске. Напряжённость, копившаяся между ними день ото дня, беспокоила Хану, причём в первую очередь из-за Сарады — на детей плохо влияют натянутые отношения между родителями. Сейчас, когда сама ждала ребёнка, Хана стала особенно сильно переживать за племянницу.
— Не уверен, что это наше дело, — произнёс Итачи, хотя по глазам было видно: его это как минимум волнует.
— Но ведь мы же — семья, — возразила Хана.
Итачи улыбнулся на это уголками губ и взял её за руку. Прижавшись к нему боком, Хана опустила голову Итачи на плечо и прикрыла глаза, дыша им, чувствуя, как внутри неё бьётся сердце их ребёнка.
— Я не хочу встревать, — тихо сказал Итачи. — Это слишком личное. Мы можем только наблюдать и оказать поддержку, если они попросят.
— Саске не станет, — заметила Хана. — А вот Сакура может — она доверяет тебе.