Клановое проклятие

Просто у Руина не осталось уже никаких сил на чувства: горе там, любовь – все равно. Он спокойно выслушал известие о том, что Провал остался без властителя, и в ответ на радостный вопрос о сроках коронации промолчал. Молчание приняли за знак согласия. Да и согласия-то здесь не требовалось. Закон престолонаследия был строг – братья получали право на трон исключительно по старшинству. Считая Дэйна, у Армана-Улла было четверо сыновей, но Оулер, второй его отпрыск мужеска пола, скончался давным-давно, и не без участия Руина (правда, об этом так до сих пор никто и не узнал), а Киан, самый старший, – умер теперь. Если бы Дэйн был старше Руина, его все равно вынуждены были бы короновать, разве что он постригся бы в монастырь. Но к счастью – так думала знать Провала – у них в запасе оказался еще один Арман.

Руин предпочел плыть по течению. Он наведался к дворцовому магическому источнику, «продышался» там, после чего отлучился в Асгердан. Как оказалось, вовремя.

Вернона от немедленной расправы спасло только странное состояние Армана. Он с трудом понимал, что вокруг него происходит, и в тот момент думал только об одном – вот моя жена, надо ее забрать. Удивительное терпение и доверие Катрины дали ему время прийти в себя. Прижимая к себе ее теплое тело, он медленно, но верно возвращался сознанием к тому, на чем все закончилось тогда, во время нападения серых. Он вспоминал, и не только обстоятельства совместной жизни, но и чувства, и привычные слова, и все то, что было между ними, только между ними.

Прикосновение ее руки вернуло его к реальности. Взглянув на жену, он захотел обнять ее, прижать к себе крепко-крепко, чтобы ощутить – он действительно жив, действительно на этом свете, и она действительно с ним рядом. Тискать Катрину он все-таки не стал – во-первых, она в положении, во-вторых, можно помять одеяние и огорчить супругу – но зато с облегчением прижался щекой к ее руке. Молодая женщина вспыхнула и смутилась. Румяная, она показалась ему особенно красивой.

В дверь осторожно постучали и, подождав, приоткрыли створку. Не решившийся шагнуть на порог слуга тихо сообщил:

– Пора, ваше высочество.

И подал ему длинный роскошный плащ, плотный от вышивки, отороченный мехом – просто мантия, а не плащ.

Снаружи ждали придворные, вся высшая знать Провала, слуги, гвардия – и два оседланных коня: великолепный вороной, лоснящийся жеребец с высоким, расшитым золотом седлом, и тонконогая белоснежная кобылка, чья тщательно расчесанная грива почтит касалась земли. Зрелище было великолепное, еще великолепнее оно станет тогда, когда процессия растянется по улицам провальской столицы. Тогда развернутся и заполощут по ветру огромные стяги, и под солнцем засияют великолепное обмундирование дворцовой стражи и драгоценности знати, которых на каждом было столько, что следовало лишь дивиться, как их лошади выдерживают.

Конечно, еще великолепнее были дамы. Длинные шлейфы их платьев, каждое из которых стоило уж никак не меньше годового дохода с хорошего графства, свисали почти до земли или укрывали круп лошади вместе с длинным хвостом. Они походили на дивных райских птиц, но даже на их фоне Катрина выделялась. Не могла не выделяться – все должны были издалека понять, кто из всех этих дам является супругой нового властителя. Словно невеста, она была облачена во все белое. Белоснежная парча, затканная серебром и еще к тому же расшитая драгоценными камнями и золотом, ложилась жесткими складками. Верхом на своей прелестной кобылке Катрина напоминала фею из сказки.

В процессии она занимала место позади мужа, на некотором расстоянии от него, и ее окружали десять женщин в мундирах дворцовой гвардии – лучшие воительницы Провала, бывшие рабыни-гладиаторши, купленные в каком-то из соседних миров. В Провале женщин сражаться не учили. Никогда. Но телохранительницы для супруги правителя и самых знатных дам Провала требовались, просто неприлично считалось допускать в их покои мужчин – какой разумный и строгий муж на это пойдет? Но, к счастью, все недостающее можно было прикупить по соседству, в мирах, где женщины занимали несколько иное положение в обществе.

Дальше потянулись остальные сопровождающие. Столпившиеся на улицах простолюдины с восторгом и завистью разглядывали великолепных коней, роскошные одежды, о которых им даже мечтать нельзя было, драгоценности… Они собирались на улицах с ночи, терпеливо топтались на холоде и спорили из-за удобного места, и вовсе не потому, что рассчитывали на щедрую милостыню. То есть, конечно, на милостыню они тоже рассчитывали, но не так, чтобы очень. Больше всего они желали просто взглянуть на чужое богатство – это одно было для них отличным развлечением.

От милостыни они, конечно, не отказывались, если уж та им перепадала.