Кланы Альфанской Луны

За столиком сидела секретарша — привлекательная, ярко накрашенная блондинка в облегающем свитере ажурной вязки. Глядя на нее, Мэри внутренне возмутилась: разве можно женщине с такой полной грудью следовать моде только потому, что бюстгальтеры стали дурным тоном? В данном случае простая практичность требовала наличия бюстгальтера. А эти неестественно торчащие благодаря операции соски? Это уж слишком. Мэри раскраснелась от негодования.

— Слушаю вас, — секретарша посмотрела на Мэри через витиеватый монокль. Когда ее взгляд встретился с холодными взглядом Мэри, соски у нее тотчас опустились, будто поникли от страха.

— Мне необходимо видеть господина Фелда. Я доктор Мэри Риттерсдорф и у меня очень мало времени; я отбываю на лунную базу агентства ТЕРПЛАН в три часа дня нью-йоркского времени.

Мэри произнесла эту фразу сухим, требовательным тоном, которым — в силу профессии — владела довольно неплохо.

После серии формальностей Мэри, наконец, получила разрешение войти. Джерри Фелд сидел за столом, имитированным под дуб — натуральный дуб отсутствовал на планете по крайней мере лет десять, — и увлеченно просматривал видеоленту с рабочим материалом.

— Минуточку, доктор Риттерсдорф, — пробормотал он и указал на стул. Мэри села, положила ногу на ногу и закурила.

На экране Банни Хентмэн представлял германского магната прошлого века. В синем с отворотами костюме он стоял перед советом директоров и доказывал им, каким образом новый автономный плуг, производимый картелем, мог бы использоваться в военных целях. Четыре плуга, соединенных вместе, образуют не просто большой плуг, а установку для запуска реактивных снарядов. Банни изъяснялся с сильным немецким акцентом и представлял свой замысел как гениальное изобретение. Фелд периодически хмыкал.

— У меня не так много времени, господин Фелд, — произнесла Мэри, четко выговаривая слова.

Продюсер неохотно остановил видеозапись и повернулся к ней.

— Я показал Банни рукописи. Он проявил к ним определенный интерес. Понимаете, ваш муж пишет в несколько бесстрастном, я бы даже сказал суховатом стиле, однако ситуацию передает весьма достоверно. Когда-то такое изложение…

— Я знаю, — прервала его Мэри. — Я выслушивала эти тексты много лет; он всегда проверял их на мне. — Она несколько раз нервно затянулась. — Скажите, сможет ли муж работать на Банни Хентмэна?

— Не могу сказать ничего определенного, пока господин Риттерсдорф сам не встретится с Хентмэном; одного вашего желания…

Дверь кабинета открылась, и вошел Банни Хентмэн.

Мэри впервые увидела знаменитого телевизионного комика не на экране, а в жизни, и ей стало интересно: сильно ли он отличается от своего телеобраза? Он выглядел чуть ниже ростом и намного старше, на затылке — солидная лысина. Действительно, в обычной обстановке Банни напоминал продавца вторсырья из Центральной Европы: помятый костюм, редеющие всклокоченные волосы, из угла рта торчит окурок сигары.

Но его глаза! В них светилась необыкновенная теплота, хотя и с оттенком настороженности.

Мэри встала, продолжая разглядывать знаменитого комика. На экране глубина его взгляда не была так заметна: в серых глазах отражался не только ум, а нечто большее… Что именно, она понять не могла. И кроме того…

Вокруг Банни Хентмэна, как ни странно, висела аура страдания. Его облик, лицо, фигура казались пропитаны им.

«Да, — решила Мэри, — вот что выражают его глаза — страдание. Именно. Память боли. Очень давней боли, которую он не забыл и никогда не забудет. Банни Хентмэн пришел в этот мир, чтобы страдать — неудивительно, что он стал великим комиком. Комедия для него — борьба, желание забыться, отбросить нравственную боль… Наверно, именно здесь кроется причина его огромной популярности».

— Бан, — сказал Фелд, — это доктор Мэри Риттерсдорф; ее муж написал те самые тексты для роботов ЦРУ, которые я показывал тебе в прошлую среду.

Комик протянул руку; Мэри пожала ее и сказала:

— Господин Хентмэн…

— Прошу вас, называйте меня как-нибудь иначе, — сказал комик, — ведь это всего лишь мой сценический псевдоним. Мое настоящее имя — Лайонсблад Регаль. Мне пришлось изменить его: кто же выступает на сцене под именем Лайонсблад Регаль? Зовите меня Лайонсблад или просто Блад. Джерри зовет меня Лайрег, с оттенком интимности, — добавил он, не выпуская руки Мэри. — Если что-то мне и нравится в женщинах, так это интимность.

— Лайрег — это твой телеграфный код, ты опять путаешь, Бан, — заметил Джерри Фелд.

— Да-да, — Хентмэн отпустил руку Мэри. — Итак, фрау доктор Раттенфангер…

— Риттерсдорф, — поправила Мэри.

— Раттенфангер, — сказал Фелд, — это по-немецки «крысолов». Не делай больше таких ошибок, Бан.

— Прошу прощения, — комик театрально расшаркался. — Послушайте, фрау доктор Риттерсдоф. Пожалуйста, называйте меня каким-нибудь приятным именем; я жажду поклонения прекрасных женщин, ведь во мне сидит маленький мальчик…

Хентмэн улыбнулся, но лицо — и особенно глаза — продолжали выражать боль и усталость.