Англо-китайский банк HSBC попал под «каток» американских ведомств в связи с делом ФИФА. Но вдруг обнаруженные злоупотребления Зеппа Блаттера были для этого не единственным поводом. В конце апреля этого года выяснилось, что Лондон не просто «смотрит направо» (в сторону Китая), но и пытается выстроить нечто вроде собственной квазиимперии в новой ипостаси. На торжествах памяти битвы при Галлиполи, помимо принца Чарльза, присутствовали премьеры Канады, Австралии, а также главы малых, но крайне специфических африканских и восточноевропейских государств, включая Нигер, Гану, Южный Судан, Боснию, Албанию и Косово. Любого специалиста по наркотрафику такой набор наводит на определенные мысли, — особенно если учесть, например, предпочтение Южного Судана куда более близкому Турции Судану со столицей в Хартуме. За океаном отреагировали не сразу: ждали исхода выборов, ведь сам личный имиджмейкер Обамы, Дэвид Аксельрод, обслуживал тогдашнего лидера лейбористов Эда Милибэнда. И только когда британский народ отверг экологическую программу протеже Белого дома, а тори, вопреки расчетам, получили уверенное большинство, финразведка и ФБР ударили по полной программе; HSBC был вынужден частично свернуть бизнес в Англии со сменой бренда и полностью свернуть его в Турции.
Лондону не позволили выстроить независимый от Штатов центр глобального влияния, в котором Турция оказывалась в вассальной роли. Но не прошло и полгода, как Си Цзиньпин прибыл в Лондон и был принят с необыкновенным торжеством всей королевской фамилией, кроме принца Гарри, а сделка по Hinkley Point поставила жирную точку в идеологическом споре Кэмерон-Милибэнд. Таким образом, старания вашингтонских ведомств предотвратить создание альтернативного полюса влияния привели к тому, что семья Виндзор-Маунтбаттен предпочла субъектность, пусть на очень сомнительных основаниях, статусу прямого вассала Китая. Вряд ли этого хотели Барак Обама и Джек Лью, но ничего поделать не могли. Точно так же — не смогли воспрепятствовать: а) первой с 1949 года личной встрече лидеров Китая и Тайваня; б) встрече Ли Кэцяна с лидерами Японии и Южной Кореи с зарыванием «топора войны»; в) приглашению Китая на саммит АСЕАН проводящей этот саммит самой «антикитайской» страной региона — Филиппинами.
В канун саммита АСЕАН Белый дом собственноручно притормозил приглашение новых членов в свое драгоценное Транстихоокеанское партнерство, — чтобы не опозориться перед лицом отказа. Никогда еще Обама не подвергался таким нападкам за «нулевое лидерство», как после саммитов АСЕАН и АТЭС. После чего в кулуарах буквально топал ногами на лидеров Конгресса, принуждая их согласовать поэтапное увеличение госдолга, чтобы прекратить уже ставший регулярным «позор на весь мир» с так называемыми «остановками правительства».
Но тот итог саморазрушения, с которым Соединенные Штаты завершат этот год, не только посткризисный результат «отказа» прежде совершенного механизма сбыта гособлигаций (бондов) и роста притяжения Поднебесной. Есть еще одно обстоятельство, тянущее потенциал Вашингтона на дно, — обстоятельство, не распознанное, к сожалению, российской экспертной элитой и не перенесенное на уровень многоадресной пропаганды. Это обстоятельство — клановый раскол американской элиты, уходящий корнями в середину 1990-х годов, а если быть точнее — к 1996 году, когда за пост госсекретаря США конкурировали Мадлен Олбрайт и Томас Пикеринг.
Роль этого раскола возрастала тем больше, чем дальше воплощалась в самой Америке и в ее фактических колониях постиндустриальная парадигма; чем больше приумножались ряды интернетизированной молодежи с массовым врожденным дефектом идентичности, превращаясь в мировое перекати-поле без рода и племени; чем больше сектор энтертейнмента вытеснял сектор производства; чем больше в этом секторе плодилось, размножалось и диверсифицировалось потребление средств, изменяющих восприятие и деградирующих личность; чем больше, в конечном итоге, политика Соединенных Штатов и Европы определялась не столько в Вашингтоне и Брюсселе, сколько в городе Кабул и провинции Гильменд.