— Они переносятся в специальные зрительские ложи всего за жалкие двадцать тысяч тяжелых монет, или получают проводника–гнома за очень смешные десять тысяч блестящих монет. Те же, кто знает цену золоту, берут билет за тысячу монет и переносятся куда–нибудь поближе к месту состязаний. А потом или находят арену сами, или ждут еще час, пока их не отыщут кобольды и не выведут, куда нужно, за пять тысяч монет… — С человека, — уточнил гном, почесал бороду и добавил, — И с гнома тоже.
— Экономно, — признал я, — А мы не заблудимся?
— За кого ви меня принимаете? Ну конечно же мы не заблудимся! Потому что мы уже давно это сделали, и я решительно предлагаю готовить деньги и сидеть ждать этих вонючих и жадных кобольдов!
Ждать пришлось недолго. Мне вообще думается, что эти существа постоянно крутились рядом дожидаясь, пока мы осознаем безвыходность своего положения. Не прошло и пяти минут, как где–то рядом раздалось не то покашливание, не то тявканье.
— Идут, — тяжело вздохнул гном и протянул мне что–то на ладони.
Два кусочка воска.
— Что это?
— Их нужно совать в нос, чтобы выдержать нестерпимый аромат, источаемый этими тварями.
— Мне это не нужно. Оставь себе.
— У меня уже есть. Таки я их постоянно ношу, когда ви рядом, — бесцеремонно ухмыльнулся гном.
Их было трое. Приземистые крупноголовые существа, отдаленно напоминающие детей — тощие, с огромными лысыми головами и выпуклыми глазами, больше напоминающими стрекозиные. Из одежды на них были только набедренные повязки, а в руках кобольды сжимали увесистые каменные дубинки и топоры.
— Зав–заб–лудились? — пролаял один из них.
Мда. Тот, кто называл кобольдов «подземными собаколюдами», наверняка никогда их не видел, зато слышал.
— Пой–пой–дем с нами! — подхватил второй.
— Недорррого, — прорычал третий.
— Иди, — я передал гному 5000 монет и подтолкнул его к кобольдам, — я пойду по вашим следам, незаметно. Сэкономим половину суммы.
Гном смахнул скупую слезу:
— Вижу, что мои уроки экономии не прошли даром, и ваша бережливость делает мне приятно. Но почему ви таки хотите меня оскорбить до полусмерти? Я — потомственный подгорный гном, и могу сам отыскать дорогу! Это ви должны идти с ними, а я — буду следом.
— Ты заблудился.
— Они воняют!
— У тебя затычки.
— У меня аллергия на шерсть!
— Тогда тебе повезло — кобольды совершенно лысые.
— Ладно–ладно… Я их боюсь… они же как эти… огромные гавкающие младенцы!
Опачки. Да никак у нашего славного Табара фобия образовалась? Пойти по следам он не сумеет, так что придется вдвоем, а это уже непредвиденные расходы. Интересно, а артефактами или редкими свитками они возьмут?
— Зол–зол–золото! Золото давай!
Шелковый мешочек с характерным звоном перекочевал из моей руки в узловатую ладонь и тут же пропал, отправленный в инвентарь.
— Веди.
То, что произошло дальше, можно было объяснить только магией. Выход к «арене» оказался за ближайшим поворотом, который был всего в двадцати шагах дальше по коридору. Странно, мы ведь там проходили, и не один раз.
— Одна из причин, почему гномы не любят эти вонючие отродья Проклятых Гор, это их умение проникать где угодно. Ни толщи скал, ни расстояния, ни даже магические замки и ловушки не могут быть для них препятствием. Шахты, королевские покои и даже сокровищницы — кобольды повсюду разгуливают так, словно у себя дома. Собственно, горы и есть их дом, а кобольды — истинные дети камня, тогда как гномы, просто гости, которым позволили там жить.
Судя по монотонному голосу и остекленевшему взгляду, Табар подключился к игровой энциклопедии и просто зачитывал мне какую–то статью, не забыв при этом пафосно отставить ногу вперед и вытянуть вверх указательный палец, указывающий точно на жирного мохнатого паука.
Ну–да, ну–да, я же «непись». Хотя, между прочим, к этим базам данных у игровых персонажей тоже был доступ, благодаря которому они знали все, что им нужно (точнее — можно) об это мире.
Зато стало понятно, откуда шел оглушительный рев, который сопровождал нас все это время.
Это оказался рев многотысячной толпы зрителей, которая приветствовала выходящих на «арену» мастеров. Место, в котором мы оказались, напоминало громадный амфитеатр, высеченный в скале, посреди которого оказалось что–то вроде карьера, с выходящими наружу рудными жилами.
— Кажется, мы вовремя! — удовлетворенно потер руки гном и принялся расталкивать зрителей, пытаясь пробиться поближе к «сцене».
— Странно, а чего они не расступаются сами? — удивился Табар.
Он с подозрением посмотрел на меня, вытащил что–то из носа и шумно принюхался:
— Ви что — принимали ванну на днях? Эх, надо било прихватить с собой одного из кобольдов.
Общими усилиями нам удалось расчистить для себя место на одной из каменных скамей, согнав с нее каких–то мохнатоногих коротыше, заверещавщих что–то обидное на непонятном языке, напоминающем птичий.
Наконец–то мы могли спокойно сесть и насладиться зрелищем, если только так можно было назвать то, что творилось внизу.