Кланы в постсоветской Центральной Азии

Вообще, капитал, и особенно крупный, проблематично идентифицировать с региональной принадлежностью. Связать же кланы только со слоем среднего и малого бизнеса, значит допустить существенное искажение реальности. Аргумент в пользу региональной принадлежности кланов, основанный на «ротации», и включение в элитные группы общенационального уровня представителей с различной родоплеменной принадлежностью свидетельствует лишь о значительной модернизации кланов и попытке современной вестернизированной верхушки использовать традиционный социальный потенциал в конкуренции за власть и контроль за ресурсами. Например, Шавкату Мирзиёеву пришлось предпринять большие усилия, в том числе в поиске опоры на авторитет представителей ислама и глав родоплеменных объединений.

Или, например, вполне региональный лидер клана Младшего жуза Аслан Мамин, став руководителем Администрации Президента Казахстана, во-первых, продолжал оставаться его главным «иерархом», а во-вторых, обрел новые возможности в продвижении клановых интересов за пределы региона. Его ставленник, новый Аким Атырауской области Б. Рыскалиев, был вынужден как «истинный хозяин области заботиться о своей популярности, отстегивая часть коррумпированных денег на нужды своих родственников (выделено нами. – Авт.) – жителей Атырау и окрестностей». После возникновения очага общественных протестов в Жанаозене 16 декабря 2021 г. «Мусиным была поставлена задача Рыскалиеву организовать с помощью криминальных групп массовые беспорядки, поджоги и акты мародерства якобы со стороны жанаозенцев» для применения силы[40].

Описанные отношения центральной власти, патрона и клана, одной из знаковых персон, его верхушки и рядовых представителей, явно не вписываются в определение «региональное элитное сообщество».

Наличие реального существующей связи между патронами клана высшего уровня и местным сообществом стало основанием для отставки Мамина с поста председателя правительства РК после массовых беспорядков в Жанаозене в январе 2022 г.[41]

Определение кланов как элитных образований вообще редуцирует стратегию их участников либо до «преодоления» элитарных границ (история знает много примеров, когда элитные сообщества, даже самые могущественные, обращались «в прах»), либо до инициирования их консенсуса в обеспечении социально-политической стабильности. Хотя такой консенсус является обязательным инструментом достижения баланса сил, к которому всегда стремится центральная власть. Однако консенсус в верхних «этажах» клановой иерархии поэтому и возможен и необходим центральной власти, что неизбежно проецируется на самый масштабный «нижний» слой клановой организации – рядовых общинников, степень консолидации которых составляет основной аргумент паттернов, как в конкуренции с другими, так и в давлении на власть.

Редуцирование клановых структур до элитных групп позволяет многим политологам предположить либерально-демократическую модель преодоления «рудимента» клановости, обладающей характеристиками (видимо, не учитываемыми сторонниками вестер-нистских позиций), придающими таковой особую устойчивость, требующую по крайней мере учета при определении социальной перспективы.

Более последовательно клановая организация выглядит в представлении К. Коллинз, которая утверждает, что клановая лояльность, скрепляющая ее, распространяется как горизонтально («члены связаны друг с другом через отношения родства и взаимное доверие»), так и вертикально («члены представляют разные уровни общества: элиты и не элиты»). «Элитные члены клана, предоставляя возможности или помощь участникам соответствующих сетей, взамен рассчитывают на их личную лояльность и уважение, для того чтобы поддержать свой статус»[42].

Именно преодоление упрощенного представления клановой организации, включающей представителей не только родственных горизонтальных сообществ, но и вертикальных иерархизирован-ных по близости к источникам ренты персон, позволило, например Эдварду Шатцу, включить в клановую структуру даже фигурантов из числа нетитульной нации: «уйгуров, корейцев или русских» при наличии «критической массы людей, для которых родство обеспечивает эти первоначальные социальные отношения и первоначальную связь доверия»[43].

Вертикально-горизонтальная структура кланов создает особенный эффект имплементации в политическом процессе центральноазиатских республик, не вписывающийся в теорию персоналистских режимов, согласно которой таковые сталкиваются с угрозами и давлением по горизонтали, исходящие изнутри режима от элитных групп, и по вертикали, исходящие от населения снизу[44].

Политическое влияние кланов на центральную власть более адекватно описывается формулой С. Тарроу, который полагает, что автономные фрагменты социума (кланы) могут формировать коалиции, включающие (или скорее возглавляемые) «сегментами правящего класса»[45].