— Уложите его как следует. — Я развязала ему галстук.
Хэнк извлек свою фляжку, налил коньяк на носовой платок и прижал к его носу. Джордж шевельнул головой, но не приподнялся.
— Джордж! Очнись! — закричала я. — Поднимите ему ноги.
Хэнк передал мне мокрый платок, чтобы я держала его прижатым к носу лежащего, и поднял ноги Джорджа. Дадли хлестал Джорджа по щекам, пока у того не отвалилась челюсть, и мы влили коньяк тонкой струйкой ему в рот. Мы долго возились с ним. Наконец он пришел в чувство и смог усесться, опустив голову меж ног. Когда Джордж смог осознать, что творится вокруг, Хэнк заставил его выпить остаток коньяка.
— Пусть он проберет тебя как следует, товарищ, — сказал Дадли. — Это — как доза «Южной услады».
В конце концов Джордж смог подняться на ноги. Мы довели бедолагу до дома, Дадли и Хэнк держали его под руки.
Дадли уложил Джорджа в кровать в его комнате, а я покормила ирландским рагу, оставшимся после ужина.
Уплетая свою порцию, он плутовато улыбнулся:
— Я — единственный, кому пришлось выпить коньяк за «Утюг»[34]
.Глава 37
Калинов цвет
Генри Белнэп затворил за собой двери моей студии, уселся поближе и осведомился о моем самочувствии, как бы для самоуспокоения, прежде чем приступить к дальнейшим действиям.
— Мне чрезвычайно неприятно говорить вам об этом, но руководители мужского отдела витражей затаили обиду на вас с тех пор, как вы изготовили шесть пейзажных панелей.
— Лично против меня?
— Против того, что вы сделали отдел преуспевающим и расширили.
— У них был свой шанс изготовить витражи.
— Невзирая на это, теперь, когда Льюис передал вам заказ на большие витражи с цветами калины и вистерии, они вынесли свое возмущение на рассмотрение профсоюза.
— Вот этого-то я и опасалась!
— Поскольку я член руководства, мне не позволили принять участие в собрании профсоюза, но подозреваю, они обсуждали возможность забастовки, если ваш отдел не перестанет заниматься витражами.
— Забастовка! Когда она может начаться?
— Зависит от того, примет ли профсоюз эту жалобу официально и какой ответ дадут на их требования Льюис и мистер Томас. Может, она и не состоится, Клара. Я просто посчитал, вам следует знать об этом.
Дурное предчувствие укоренилось в моей душе, но месяц прошел без осложнений. Я ничего не сказала девушкам и продолжала поступать так, будто ничто нам не угрожало. Мы начали замысловатые витражи как с глицинией, так и с цветами калины, этими круглыми пышными шапками цветков, требующими тонкого подбора стекла с крапинами, чтобы создать впечатление отдельных лепестков в округлых кистях. Наборщиками назначили мисс Джадд и Мэри Маквикар. Панели были уже на треть готовы. Я знала, что они получатся роскошными.
Однажды Джулия пришла на работу с покрасневшими глазами, хлюпая носом. Беатрис по секрету призналась, что та плачет в отдаленном углу студии за мозаичным панно. К полудню дело обстояло не лучше. Девушка не может оборачивать стекло в фольгу ровно и без морщин, если зрение замутнено слезами. В обеденный перерыв, когда остальные ушли, Ольга задержалась и тихо заговорила с Джулией по-польски, после чего та перестала плакать. Когда я подошла поближе, серьезное выражение лица Ольги и сжатые на переносице брови свидетельствовали о том, что проблема слишком велика, чтобы девушки смогли решить ее сами.
Я присела рядом с Джулией:
— Ты можешь рассказать, что именно тебя беспокоит?
Осознав, что я встревожена ее поведением, девушка не смогла сдержать рыдания. Я выждала, пока она немного успокоится и сможет говорить.
— Моя мать уже давно болеет. Она кашляет желтым и отказывается идти в больницу. Хочет умереть рядом с папой, а он пьет, — с горечью призналась Джулия.
— Кто зарабатывает деньги в вашем доме?
— Мама сдельно работает кружевницей. Шесть долларов пятьдесят центов в неделю. Но теперь она уже не может работать подолгу.
— Почему твой отец не работает?
— Его надолго запирают в лечебнице для умалишенных на Блэквелл-Айленде.
— У тебя есть братья и сестры?
— Трое. Двое младше меня. Старшему брату стукнуло семнадцать. Он тоже не может найти постоянную работу.
— Почему?
— Каждый раз, когда он попадается на воровстве, ему приходится отправляться на «Меркурий». — Джулия горестно вздохнула, собираясь с силами продолжить рассказ. — Это судно в порту, где плохие мальчики мотают срок, — объяснила Ольга, держа Джулию за руку.
Как можно деликатнее я спросила, не позволит ли она мне поговорить с ее матерью, чтобы та легла в благотворительную лечебницу.
— Она скопила немного денег, но не хочет тратить их на больницу. Мама считает, люди заражаются там болезнями. Она говорит, что деньги пригодятся ей на похороны.
— Не хотела бы ты, чтобы я навестила ее?
Уставившись на подол платья, она другой рукой обхватила подбородок. Ольга прошептала ей несколько слов по-польски. Я подождала, пока Джулия еле заметно кивнула.