Поощряемая криком Бернарда: «Вперед!», я в субботу проехалась, вихляясь, по Ирвинг-плейс, а он рысцой бежал рядом, стараясь придать мне устойчивости, причем переднее колесо велосипеда виляло, подобно стрелке взбесившегося метронома. У меня не хватило духу сделать поворот, сидя на седле, так что я соскочила со своего механического скакуна, повернула его назад и начала движение вновь. Бернард понемногу усложнял обучение, пока я не оказалась в состоянии ездить самостоятельно.
Дадли и Хэнк вышли на улицу поразвлекаться, и я почувствовала себя маленьким оборванцем, который делает пару слабых прыжков на одной ноге не упав и приходит в восхищение от своей собственной проворности, вдвойне большей, потому что присутствуют очевидцы. Вырасту ли я когда-нибудь из детских штанишек?
Внезапно словно ниоткуда возник толстяк. Вместо того чтобы продолжать путь по улице, он застыл в смертельном ужасе, по-идиотски загородив собой весь тротуар и ожидая, что я проеду между ним и почтовым ящиком, хотя расстояние составляло всего ярд. Такой осторожный маневр требовал большей ловкости, нежели та, которой обладала я. Приходилось выбирать между мягкотелым толстяком и твердым металлическим ящиком почтовой службы США. Хотя первый был бы для меня более приемлем, я отважно врезалась в имущество федерального правительства, рухнув на бедро и руку, в то время как заднее колесо крутилось поверх моей ноги.
— Клара! — завопил Бернард, бросившись ко мне вместе с Дадли и Хэнком.
— Христос всемогущий, она упала! — взвыл Дадли.
Бернард убрал с меня велосипед.
— У вас все в порядке?
Дадли помог мне встать и успокоиться. Нога болела в нескольких местах, но справочник моей матери по этикету строго проповедовал: «Не поднимайте юбку, чтобы проверить повреждения после падения!» Моя новая юбка была порвана у самого края.
Пузан, чью жизнь я спасла и которому совершенно не следовало так растаращиваться на тротуаре, пробормотал:
— Дело женщины — домашний очаг.
— А дело джентльмена — уступить место женщине, которой грозит катастрофа! — бойко огрызнулась я.
Если я и потерпела аварию, то это из-за вихляющегося колеса, а не из-за неустойчивой воли. К всеобщему удивлению, когда мои ноги перестала бить дрожь, я вновь забралась на велосипед и проехала всю Ирвинг-плейс, перед тем как отвести своего «рысака» в «стойло».
Тщеславие заставило меня выждать подходящее время на этой неделе, когда мужчины отсутствовали, чтобы попрактиковаться на поворотах. Я надела юбку от велосипедного костюма и обнаружила, что она чудесным образом цела — порыв был почти незаметен. Озадаченная, я запалила фитилек моей масляной лампы и обнаружила, что порыв аккуратно зашит. Подозреваю, что это дело рук Бернарда, — разве Дадли умел шить?
Я поехала к Грэмерси-парку и при неуверенном движении вперед успешно выполнила один поворот вправо и четыре влево вокруг небольшого парка. Я спешилась, повернула велосипед в обратном направлении и вновь забралась на седло, чтобы сделать четыре полуэлегантных поворота вправо. Я трудилась над этим полчаса, пока не набралась храбрости сделать попытку крутых полных поворотов на Ирвинг-плейс.
Лилиан Палмье, одна из близняшек-пруссачек, тоже обладала велосипедом, «безопасной моделью», как и у меня, с двумя колесами такого же размера и цепью, приводящей его в движение. Хотя она жила в Бруклине, но предложила привезти свой велосипед на поезде в воскресенье — поистине геройский поступок. Мы медленно проехали по Пятой авеню с дюжину кварталов к Вашингтон-сквер, прокатили под аркой Вашингтона и вернулись обратно. Я смогла без труда следовать за ней, но наезжала на нее, если пыталась ехать слишком близко.
— Управление машиной не дает вам ощущения, что вы решаете свою собственную судьбу? — крикнула я ей.
Было так упоительно раскачиваться на машинах вместе с шайкой себе подобных, что мы повторяли этот пробег до сумерек. После этого я приобрела достаточную уверенность, чтобы выезжать с Бернардом. К тому времени я «разорилась» на весеннюю шляпу для верховой езды — дешевенькое канотье, с лентой желто-коричневого цвета в тон моему спортивному костюму, — которая закреплялась двумя шляпными булавками и лентой под подбородком. Она придавала мне лихой вид. Я стала женщиной на колесах.
С большим воодушевлением Бернард и я пустились в путь в направлении Пятой авеню, что означало пересечение четырех опасных путей трамвая и конки на Четвертой авеню и двух кабелепроводов наземной канатной дороги на Бродвее.
— Переезжайте пути перпендикулярно, на хорошей скорости, — крикнул мне выехавший вперед Бернард.
Я-то намеревалась преодолеть их пешком, но теперь пришлось остаться в седле. Я крепче вцепилась в руль и проскочила между вагончиками. Благополучно оказавшись на другой стороне, сделала глубокий вдох, дабы удостовериться, что осталась жива.
— Это было настоящее боевое крещение! — крикнула я Бернарду.
— Вы выдержали его великолепно! — изрек он, что сделало меня бесконечно счастливой.