Клара и тень

Кабинет Эйприл Вуд на шестом этаже «Нового ателье», в нем полно картин. Все они – ню или почти ню телесного цвета. Ничего неестественного, никаких чарующих красок, предельная простота. Вуд нравится абстрактное телесное искусство, где фигуры представлены как простые девственные тела однородных оттенков всегда белой расы, почти все они женские, с силуэтами балерин или гимнасток. Они дорого стоят, но деньги у нее есть. А Фонд позволяет ей украшать собственный кабинет как заблагорассудится. Почти все картины здесь – работы британских новоиспеченных авторов. У двери выставлена картина Джонатана Бергмана под названием «Культ тела», которая особенно нравится Босху, пожалуй, из-за красивой балетной позы. В глубине кабинета, расставив ноги и подбоченившись, стоит работа Алека Сторка, написанная кремами для загара и солнцезащитными аэрозолями разной степени. Есть еще три оригинала Морриса Берда: напротив окна делает стойку на руках девушка в голубой горошек, рядом со столом на одной ноге стоит юноша, чьи желтые ягодицы касаются телефонного провода, а на полу в позе готовой к прыжку лягушки сидит охристо-малиновая девушка.

Как он ни привык к этой обстановке, заходя в кабинет Вуд, Босх всегда чуть-чуть поражался.

– Да?

– Эйприл, хорошие новости.

Она была в кабинете, но не за столом, – разгуливала, заведя руки за спину, одетая в прямое платье серебристо-серого цвета («Жанна Д'Арк в доспехах», – подумалось ему). Как королева среди обнаженных статуй. На ее лице было написано беспокойство.

– Пойдем в комнату.

Комната была связана с кабинетом коротким коридором с зеркальными стенами. Это было маленькое помещение без окон и живых украшений. Вуд закрыла дверь, чтобы их не услышали картины, и предложила Босху сесть; сама она уселась рядом. Босх передал ей документы, которые принесла Никки. Там было несколько распечаток, сделанных лазерным принтером на фотобумаге.

– Посмотри-ка на эту блондинку. В мае ее трижды засняла камера на входе в «Музеумсквартир» в Вене. Теперь погляди на этого мужчину. Заснят той же камерой четыре раза, в разные с девушкой дни. И самое невероятное. – Он показал ей третий лист с компьютерной карикатурой. – Морфометрический анализ этих лиц дает очень схожие данные. Восемьдесят процентов вероятности, что это один и тот же человек.

– А в Мюнхене?

– Вот результаты. Три раза приходила она, дважды он, в разные дни, во второй половине мая.

– Чудесно. Это он. У него было достаточно времени, чтобы вернуться в Вену и стать и «нелегалкой». Но еще чудеснее было бы, если б мы могли сравнить его с мнимым Диасом или с мнимым Вайсом…

– Сюрприз.

Босх вручил ей другой лист бумаги. Склонившись к Вуд, он заметил, как бледно ее затененное челкой лицо. «Господи, она красится, как древний фараон, будто боится, что кто-то увидит ее такой, как она есть». Правда, конечно, что после их возвращения из Мюнхена она казалась ему не такой, как обычно. Он решил, что она осунулась от работы, но не знал, нет ли тут чего-нибудь еще. Подрагивающим пальцем он указал на фотографию: там были два мужчины – один спиной, другой лицом. Тот, что стоял лицом, был атлетично сложен, длинные волосы, темные очки.

– Этот снимок сделан камерой в гостинице «Вундербар». Это момент, когда в гостиницу во вторник вечером прибыл поддельный Вайс, чтобы представлять картину Жильи. Мужчина, стоящий спиной, – это один из наших сотрудников, он проверяет его документы. Мы сразу же проанализировали изображение. Данные морфометрического анализа на девяносто восемь процентов совпадают с данными мужчины из Вены и Мюнхена и на девяносто пять процентов совпадают с данными женщины. Вероятность погрешности в совпадениях – четырнадцать процентов. Это один и тот же человек, Эйприл, мы почти уверены.

– Невероятно.

– Извини, Эйприл, что-то не так?

Босх встревожился, увидев, как она вдруг застыла с затерянным в какой-то точке стены взглядом.

– Мне звонили из Лондона, – сказала Вуд. – Отцу хуже.

– Боже, как мне жаль! Намного хуже?

– Хуже.

Разговоры о личной жизни Эйприл Вуд сводились к неохотным кратким односложным или двусложным ответам вперемежку с длинными паузами. Любимые варианты: «хорошо», «плохо», «лучше» и «хуже». Из-за этого почти все, что знал о ней Босх, он знал по слухам. Знал, что отец оказал на нее очень большое влияние, но не решался себе представить, каким образом, знал, что сейчас он болен и лежит в одной из частных лондонских клиник. Знал, что Вуд ни разу не была замужем и что довольно часто слышались разговоры о том, что она, возможно, лесбиянка. Тем не менее Вайлеб, предыдущий начальник службы безопасности, поведал ему про бурную связь Вуд с одним из важнейших и влиятельнейших искусствоведов Европы – Хирумом Осло. Конечно, Босх был знаком с Осло совсем немного, но он и представить не мог, чем привлек такую женщину, как Эйприл, этот тощий, беззащитный калека.

Вуд представляла собой такую же увлекательную тайну, как неисследованное морское дно. Когда их познакомили, она очень не понравилась Босху.

Принимая во внимание опыте Хендрикье, он понял, что в конце концов в нее влюбится.