Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Роспуск Короткого парламента оказался роковой ошибкой Карла, ибо разрушил надежды на умиротворение. И Страффорд, и Хайд сразу осознали, что это путь к политической катастрофе. Как писал историк С. Шама, «король все еще слепо считал, что проблема была в Эдинбурге, а не в Вестминстере, и пока он не разгромит ковенанторов, и как можно скорее, зараза кальвинизма и их предполагаемые представления о договорной монархии, как чума, распространятся на юг, в Англию. Фактически он был прав (Пим, как и Сэй, находился в предательской переписке с лидерами Ковенанта). Но он избрал худшее из возможных решений: воевать с шотландцами, не имея представления о том, есть ли у него армия (за год до этого показавшая свою ненадежность), чтобы за ним следовать. В подсознании у Карла, очевидно, был чрезвычайный план Уэнтворта использовать ирландцев. В русле этой идеи летом он назначил того главнокомандующим, ранее, в январе, сделав его графом Страффордом, честь, обернувшаяся чашей яда» [91, 106]. Карл I, прислушиваясь только к мнению королевы Генриетты-Марии, не принял во внимания, что «ирландская стратегия» вызовет всплеск антикатолической пропаганды, породит антиправительственные настроения, и не только в Лондоне.

Распустив парламент, Карл принялся энергично искать, как финансировать войну. За деньги английские корабли были направлены конвоировать испанский флот, следующий в Нидерланды. Он требовал ускорить взыскание корабельных денег и хотел получить заем в Сити. Правительство скупило у Ост-Индской компании в кредит годовой завоз перца, чтобы распродать со скидкой и получить наличные. Однако эти усилия не могли быть эффективными: положение в стране все более обострялось, беспорядки охватывали города и графства. Толпа штурмовала Ламберт, дворец архиепископа. Армия оказалась в состоянии, близком к распаду. Солдаты, не получавшие жалованья, занялись мародерством, что в ряде мест привело к столкновениям с горожанами и насилию по отношению к офицерам, католикам и ирландцам. Беспорядки распространялись, толпы нападали на тюрьмы, имели место расправы с теми, кого, справедливо или нет, считали виновными в огораживаниях. Авторитет должностных лиц, обеспечивавших порядок на местах, мировых судей и констеблей, стремительно падал. Двор был раздираем борьбой группировок. По словам Хайда, раздоры при дворе «усилились или стали заметнее, чем раньше, еще в 1639 году. Теперь придворные вовсе не стремились исполнять долг перед монархом, а заботились только о собственных интересах».

Во главе армии был поставлен лорд Конвей; по ироничному замечанию Хайда, его главными достоинствами было умение ладить со всеми придворными фракциями и любовь к чтению. 24 августа произошло сражение при Ньюборне, в котором шотландцы под командованием Лесли одержали победу, быстро продвинулись и заняли Ньюкастл. Хайд назвал и поражение при Ньюборне, и оставление Ньюкастла «позорными» событиями. Шотландцы установили полный контроль над севером Англии, где находились главные угольные копи, снабжавшие Лондон. Король был затруднен в действиях «из-за неурядиц, из-за врага, гордого и высокомерного в своем успехе, из-за армии, коррумпированной или в лучшем случае деморализованной, из-за страны, бунтовавшей или сочувствовавшей бунтарям, из-за двора, зараженного всем этим» [7, I, 192]. Кларендон считал ошибкой не только созыв совета пэров, не собиравшегося в течение столетий, но и вступление в переговоры с шотландцами в Рипоне, что привело к заключению перемирия в конце октября на унизительных для Карла условиях. За каждый день оккупации, вплоть до заключения мира, ковенанторы получали штраф в размере 850 фунтов. В оценке переговоров с шотландцами Хайд, кажется, был согласен с Страффордом, считавшим: следовало изгнать врага с английской территории. Описывая ситуацию в Долгом парламенте во время процесса Страффорда, Кларендон последовательно изображал себя едва ли не как главного противника шотландского влияния. Он рассказал о своей прогулке с одним из шотландских графов, с которым находился в дружеских отношениях. Тот дал ему знать: увидев их вместе, то ли четверо, то ли пятеро членов палаты не преминули попенять ему за это, причем один из них сказал, что «он прогуливается с величайшим врагом шотландской нации, который только есть в парламенте, и надо остерегаться общаться с ним» [7, I, 253–254].