В дни после Рождества и Карл, и Пим раздували один против другого обвинения в заговоре. 30 декабря Пим приказал запереть двери и театрально сообщил палате, что раскрыт заговор, цель которого уничтожить членов палаты. Карл требовал усилить охрану дворца, и к этому были известные основания: в ночь на 1 января порядка двухсот демонстрантов с мечами и дубинами задевали охранников и ранили нескольких из них. Тогда, по мнению Хайда, ситуация накалилась до такой степени, что те, кто считал себя верными подданными, должны были прекратить дебаты с королем, прямо встать на его сторону. В эти дни его политические союзники согласились войти в Тайный королевский совет. Сэр Джон Колпепер, депутат от Кента, стал канцлером Казначейства, а Фолкленд — государственным секретарем (этот пост был вакантным после отставки Вейна-старшего). Они оба пользовались в парламенте авторитетом: о влиянии Фолкленда речь уже шла, силу Колпепера как оратора Хайд видел в том, что он умел, выступая обычно в конце обсуждения, четко обобщать высказанные мнения и формулировать выводы. Фолкленд не был уверен в том, что должен принять предложение Карла, но Хайд убедил его согласиться. Авторитет «тройки», к которой относился и автор «Истории мятежа», основывался на том, что она не была «партией двора». Хайд подчеркивал не только свою приверженность правильному конституционному устройству, но и независимость от придворных фракций. Тогда же на сторону короля окончательно перешел и лорд Дигби, известный смелым протестом против осуждения Страффорда. Хайд в своем труде не раз обращался к характеру этого человека, имея к нему особый интерес: авантюристичный Дигби был его антиподом, что одновременно привлекало и отталкивало. По оценке Кларендона, от природы и благодаря воспитанию Дигби обладал «исключительными чертами». Изящный, прекрасной наружности, он был настолько хорошо образован в разных вещах, что мог легко и толково участвовать в беседах на любые темы. В то же время он был человеком легкомысленным, считавшим «сложные вещи простыми», неспособным предвидеть последствия, к которым могли привести его советы. Он слишком полагался на собственную фантазию и руководствовался амбициями и желанием славы. [7,
Переломной стала попытка арестовать лидеров парламентской оппозиции. Хотя для Хайда, Фолкленда и Колпепера она была неожиданной, свою долю ответственности они несли, поскольку убеждали короля, что палата, управляемая злой волей нескольких смутьянов, по сути, остается лояльной монарху. Голосование по «Великой ремонстрации», казалось, подтверждало это. Отсюда было недалеко до вывода, что арест этих лиц исправит положение. Однако в большей степени с королем делили ответственность Дигби и королева с ее окружением. Генриетта Мария убедила Карла, что он должен довести дело до конца, даже говорила, что не будет иначе его уважать. Наконец, мастером политической интриги, поставившим королю ловушку, был сам Джон Пим. После возвращения Карла из Шотландии лидер Хунты играл в обороне. Он должен был принудить Карла к активным действиям, чтобы доказать: утверждения, что тот угрожает правам и свободам парламента, небеспочвенны. Пим распространял слухи, что следующей жертвой парламентских расследований будет королева. Этого Карл стерпеть не мог. Третьего января 1642 года он подписал обвинение в государственной измене пятерых членов палаты общин: Джона Пима, Джона Гемпдена, Артура Хезельрига, Уильяма Строуда, Денцила Холлиса, а также лорда Кимболтона. Если коммонеры были активными оппозиционерами, то имя Кимболтона появилось потому, что Карл хотел создать что-то вроде баланса между палатами (среди лордов было немало куда более решительных критиков короны). В парламент был отправлен генеральный прокурор (атторней) сэр Эдвард Херберт для зачтения обвинений, а Дигби должен был добиться немедленного ареста. По непонятной причине этого не случилось. Хайд разъяснял, хотя и не очень убедительно, что Дигби намеревался войти в парламент с верными офицерами, в их числе с Лунсфордом, «доставить их [людей из списка] живыми или оставить на месте мертвыми». Однако Карлу этот план не понравился [7,