Клариса

— Ну... Это когда отказываются выполнять плотские желания супруга. Понятно?

— Нет.

— Если жена не подпускает к себе мужа, и ему приходится искать утешения с другой женщиной, то супруга за это несет моральную ответственность.

— А, понятно. Судья прелюбодействует, а грех на вас.

— Нет, наверное, на обоих. Надо проконсультироваться со знающими людьми.

— А муж несет такую же ответственность?

— В каком смысле?

— Ну если бы у вас был другой мужчина, тогда и ваш муж тоже был бы виноват?

— Да как ты могла подумать такое, дочка! — возмутилась Клариса.

— Не волнуйтесь, если вашим самым тяжким грехом было уворачиваться от судьи, я уверена, что Господь только посмеется над этим.

— Что-то я сомневаюсь, что у Всевышнего хватит чувства юмора на такие вещи.

— Сомневаться в совершенстве Создателя — это и есть тяжкий грех, Клариса.

Она выглядела такой бодрой, что трудно было представить себе ее скорую кончину. Но я думаю, что святые, в отличие от простых смертных, умеют умирать без страха, в здравом уме и ясной памяти. Клариса пользовалась таким уважением, что многие уверяли, что видели вокруг ее головы светящийся круг и слышали небесную музыку при ее появлении. Именно поэтому я не удивилась, когда, помогая ей переодеть рубашку, увидела на спине два воспаленных узелка, как будто это проклевывались ангельские крылышки.

Слухи о том, что Клариса умирает, распространились молниеносно. Мне и ее сыновьям пришлось принимать нескончаемый поток людей, которые хотели попросить Кларису, чтобы она там на небе замолвила за них словечко или просто попрощаться. Многие надеялись, что в последний момент произойдет какое-нибудь важное чудо. Вдруг, например, затхлая вонь бутылок в соседней комнате превратится в аромат камелий или вдруг тело Кларисы засверкает искрами утешения. Среди посетителей был один ее друг, тот самый домушник, который так и не изменил курс жизни и превратился в настоящего профессионала. Он сел у кровати умирающей и без тени раскаяния принялся рассказывать о своих похождениях

— У меня все очень хорошо, сеньора. Я теперь занимаюсь только домами из высшего класса. Я граблю богатых, а это не грех. Мне ни разу не пришлось прибегать к насилию, потому что я работаю чисто, как джентльмен, — рассказал он, не скрывая гордости.

— Да, сынок, много же мне придется молиться за тебя.

— Молитесь, дорогая, мне это не повредит.

А еще пришла сокрушенная Сеньора, чтобы попрощаться со своей дорогой подругой. Она принесла венок и сладости для поминок. Моя бывшая хозяйка меня не узнала, а мне вот не составило труда опознать ее, потому что та не очень изменилась. Сеньора выглядела довольно хорошо, несмотря на полноту, парик и экстравагантные пластмассовые туфли с золотыми звездами. В отличие от вора, Сеньора пришла, чтобы доложить, что слова, когда-то сказанные Клариссой, упали на плодородную почву, и сейчас она уже добропорядочная христианка.

— И скажите об этом святому Петру, пусть он меня вычеркнет из черного списка. — попросила женщина.

— Представляю, как все эти добрые люди будут разочарованы, если я, вместо того, чтобы отправиться на небо, окажусь в аду на сковородке...— сказала умирающая, когда я, наконец, смогла запереть дверь, чтобы дать ей немного отдохнуть.

— Если это и произойдет там наверху, здесь об этом никто не узнает.

— Да уж надеюсь.

С самого рассвета пятницы на улице собралась толпа и сыновья Клариссы с огромным трудом сдерживали натиск верующих, желающих получить какую-нибудь реликвию, будь то кусок обоев или то немногое, что было у святой из одежды. Клариса просто таяла на глазах и только сейчас она, похоже, стала принимать собственную смерть всерьез. Около 10 утра у дома остановился синий автомобиль с правительственными номерами. Из задней двери с помощью шофера вышел пожилой мужчина, которого все присутствующие сразу же узнали. Это был дон Диего Сьенфуэгос, который несколько десятков лет посвятил общественной деятельности и стал национальным героем. Сыновья Кларисы вышли навстречу и поддерживали его под руки, пока он с трудом поднимался на второй этаж. Увидев его на пороге, Клариса оживилась, ее щеки разрумянились, а глаза заблестели.

— Пожалуйста, выведи всех из комнаты, нам нужно остаться одним, — шепнула мне Клариса.

Двадцать минут спустя отворилась дверь и дон Диего Сьенфуэгос вышел, еле передвигая ноги, со слезами на глазах и с дрожащими коленями, но зато улыбаясь. Братья, ожидавшие его в коридоре, снова подхватили его под руки, чтобы помочь, и тогда, увидев их вместе, я убедилась в том, о чем догадывалась раньше. У всех троих были одинаковые манеры и профиль, та же неторопливость и уверенность, умные глаза и сильные руки.

Я подождала, пока они спустятся с лестницы и вернулась к своей подруге. Я подошла, чтобы поправить подушки и увидела, что она, как и посетитель, улыбается сквозь слезы.

— Это дон Диего ваш самым тяжкий грех, правда?

— Это не грех, дочка. Я просто должна была помочь Создателю сбалансировать весы судьбы. И видишь, как хорошо все получилось: на двоих недоразвитых у меня родились еще два сына, чтобы о них заботиться.