Классическая Астрология

Следовательно, [дождь] — это возможное^[56] [событие], и таковы же суждения по звездам; потому что по движениям и взаимному расположению наднебесных тел, и по изменению воздуха вы можете узнать, из какой тучи должен пойти дождь, как сказано в трактате об изменении состояния воздуха^[57].

Подобным образом, если у кого-то во рту что-то съедобное, возможно, что он это съест и проглотит; также возможно, что он не съест это или не проглотит; здесь возможное имеет отношение как к необходимому, так и к невозможному, потому что, если это можно съесть, и это следует сделать, то возможное становится неизбежным, переходя в действие, и так исчезает возможность; и вот все уже сделано, произошло и принято как неизбежность^[58].

Подобным же образом, если что-то возможно, но не претворилось в действие, оно является невозможным и подпадает под определение невозможного, а возможность как бы отклоняется. Так что звезды и стихии должны предвещать возможное, а не только необходимое и невозможное. Следовательно, астролог знает правду, чтобы предсказывать будущее^[59].

Против тех, кто отрицает справедливость суждений астрономии и отвергает ее, не зная ее достоинств, считая ее невыгодной

Глава VIII

Иное дело, когда некоторые говорят, что нет никакого толка в суждениях астрономии, потому что они не видят здесь никаких денежных выгод. Они пытаются понять, даст ли это какие-нибудь преимущества подобного рода, в каких случаях и каким образом. [Не находя таковых|, они говорят, что эта наука бесполезна. Мне кажется, что таким людям следует отвечать так: они не заботятся о зерне, а только о

мякине. Ведь наука по отношению к деньгам — то же, что и зерно по отношению к мякине. Говорящие, что богатство предпочтительнее науки предсказательной астрономии, показывают лишь, что для них нет ничего более важного, чем накопление денег, которые легко потерять. Они же говорят, что тот, кто купается в богатстве, ни в чем не нуждается. Если он не мудрец, он от этого не страдает. Они говорят, что благополучие стерпит и глупость и что богатому дураку не нужна наука, они не задумываются над собственными ошибками и не знают, что их неудач можно было избежать.

Все, что подвергается изучению, испытывается подобным. Так же, как наука испытывается наукой, а вещество — веществом, и я все время вижу, что плебей не признает ничего, кроме накопления денег; да и стоит ли удивляться, они же иногда видят мудрецов, как тех, что религиозны, так и прочих, кто верит в астрономию и медицину, так и в другие науки, но которые обращают внимание на тех, чьи мнения, если их рассмотреть подробно, могут быть, по-моему, опровегнуты. Наука является не более достойна в сравнении с деньгами, а деньги — не более низменны в сравнении с наукой. Деньги могут быть у мудреца, глупца, лентяя, праведника, скромного и слабого, а также у человека, слывущего ни на что негодным. Таким образом, деньги сами по себе ничего не значат, и о любом негодяе или дураке, имеющем деньги, нельзя сказать ничего иного, кроме того, что они хранят деньги для кого-то другого. Деньги даются не в соответствии с силой, потому что мы знаем сильных людей, как испытывающих недостаток в деньгах, так и буквально купающихся в них. Почему так происходит, говорится далее, при рассмотрении суждений, или, по-видимому, в Трактате о врожденных качествах^[60].