В повести есть специальный практикант, так сказать, Мишка-батрак, который практикуется на подбирании утопленников; и он уже собирается, верный своему призванию, где-то его зарыть. Но, сказано, – бабы не дали; они похоронили ее на кладбище вместе со своими, только поодаль, именно как самоубийцу. Потом собрались у Надьки (односельчанка) на немудреные поминки и всплакнули.
Андрей вряд ли выйдет к людям. Даже Раскольников на слова Сони говорит, - “это донести, что ли, на себя надо?” – “Страдания принять и грех искупить, вот что надо”. И тот отвечает – “не пойду я к ним, Соня”. “А жить-то как будешь? Ведь всю жизнь, всю жизнь. Господи!”
Трудно сказать, что сделает Андрей, но, скорее всего, повесится.
Конечно, это вина Настены, что она идет на поводу, – ей надо было бы сразу же перейти в активную роль. В русской литературе много таких примеров, где “она” переходит в активную роль. Классический пример “Обрыв” Гончарова – там это кончается разрывом; У Достоевского это кончается спасением; в другом романе, в “Бесах”, Ставрогин, побоявшись надеяться, кончает с собой, но, во всяком случае, там Даша явно в активной роле.
“Живи и помни” – лучшее произведение Распутина; но он напишет еще один шедевр: “Прощание с Матёрой”, впервые опубликованное в журнале “Наш современник”. Читали роман все, успех был громадный.
В отличие от повести “Живи и помни”, где весь сюжет сбит, то есть, как тесто бывает сбито – оно всё в клубок, сюжет “Прощания с Матёрой” несколько рассыпается. Фабулу еще кое-как пересказать можно. Это совершенно реальный случай, о том, как строят одну из хрущевских ГЭС (Хрущева уже давно нет) и ради этого должен затонуть остров: жилой, обжитой, с большой деревней; должен затонуть и маленький островок, называемый “Подмога”, где пасется скот.
Вся повесть посвящена тому, что надо эвакуировать жителей, потом надо их расселить в поселке, который построен на глине, где ничего не растет, а они – крестьяне-землепашцы.
Здесь, конечно, библейская аллюзия тут как тут. Адаму до грехопадения был дан Эдем – рай, чтобы
Поэтому, когда внук героини Дарьи Васильевны, пришедший из армии недотепа говорит, что человек – царь природы, она его даже не вразумляет, а она его обнаруживает как дурачка: “царь, царь, поцарюет, да и загорюет”.
В повести “царь” и начинает царствовать. Распутин тут во всеоружии, ведь “деревенщики” – это фактически “почвенники” XX-го века; Распутин тут, пожалуй, поднимается до серьезного славянофильства, уже почти Константин Аксаков. Поэтому самая человеческая дрянь, оторви да брось, имеет прозвище “Петруха”, хотя по крещению и по паспорту его зовут Никитой. Он на самом деле – незаконный сын, поэтому он по матери Зотов (то есть, и имя и фамилия - одного из воспитателей Петра I). Так вот, он Никита Алексеевич Зотов, но поскольку его прозвали Петрухой, он уже становится как бы и Петром Алексеевичем, пародией на Петра I.
Дальше вступают в силу несколько бывших людей. Раньше “бывшими” называли людей другого социального происхождения, а тут уже “бывшие” люди 70-х годов.
Жить на новом поселке нельзя, там земля Каинова, которая плода не дает; но, однако же, люди, которые ко всему привыкли, да еще к русскому человеку, да еще к русскому советскому человеку, должны и тут приспособиться.
Не надо забывать, что Распутин пишет после Солженицына. У Солженицына Сталин размышляет о народе, что преданный, простоватый русский народ, который “голодал столько, сколько положено, шел хоть на войну, хоть в лагеря”.
Примерно так же разумные люди, находящиеся на малой руководящей работе, вроде Павла Мироновича (сына Дарьи) так и рассуждают: “Потихоньку, помаленьку приживемся, человек приспособится, иначе не бывает. Нарежут потом где-нибудь на остатках старых полей землицы под картошку. Спохватятся, что и без коровы трудновато – на общественное стадо надейся, а свою коровку держи.
И, как великий дар, дадут позволенье: держи, кому надо, городи, коси, пурхайся с темна до темна, если нравится. А это понравится далеко не всем, уже другую привычку народ возьмет”.
Об этом пишут все деревенщики. Где-то у Федора Абрамова в каком-то очерке хозяйственная баба скажет, что “мы и на треугольниках проживем” (треугольники – упаковка молока).
У Павла жена Соня – бухгалтер; и еще она – баба, она хоть абортов не делала; она рожала четыре раза, но один ребенок только взглянул на свет и тут же умер. Итак, осталось трое детей: старший сын женился на нерусской и уехал на Кавказ, второй оказался дотошный до науки и стал геологом в Иркутске и младший Андрей, который только что пришел из армии.