Теперь обратимся к роману «Обрыв», который все-таки его шедевр. Роман писался с 1849 года по 1868 год, то есть почти 20 лет, как художник Иванов, который тоже писал картину «Явление Христа народу» 20 лет. Действие романа в точности относится к 1849 году; это атрибутировать легко, так как в этот год во Франции воцарился Наполеон III. Романтик Райский в этом произведении противопоставлен дельцу Тушину; романтик Райский — фактически эпизодическая фигура. У Гончарова это бывает, то есть человек (герой, персонаж) как будто занимает много места по тексту, по фабуле, но по сюжету — он абсолютно фигура посторонняя.
Райского Вера сразу же определяет как пустышку, хотя он человек — неосуществленного таланта и человек не бессердечный. Лишний человек — всегда Дон Кихот, а Райского от дон-кихотства спасает то, что он — ребенок; к нему так и относятся как к великовозрастному ребенку: бабушка смотрит за тем, чтобы он ел; Вера «укорачивает» в его длинных речах, которые иногда абсолютно не уместны; имением его управляет опекун, который когда-то был его опекуном до совершеннолетия. То есть, Райский — великовозрастное дитя, у которого семь нянек. Но как раз христианское сознание Гончарова показывает и видит, что в русской жизни такое великовозрастное дитя тоже пригодится, что
Иными словами, такие люди не злодеи, значит, зачем-то они да нужны. Волохов изгоняется, как Алеко цыганами («Алеко» А. Пушкина), как нравственный разбойник, который влез не в дверь, — и недаром он все норовит то перемахнуть через забор, то влезть в окно, то придти тайком. И, наконец, его укорачивают и говорят, что в доме есть хозяйка и люди, но «Вы сами не захотите же нарушить спокойствия и приличия женщины».
У Райского нет комплекса непризнанного гения; казалось бы он не может закончить ни одной работы; он не получил правильной школы; долго работать над собой; совершенствовать свою кисть, изучать законы перспективы — это всё совсем не для него. В сущности, он, конечно же, — дилетант; но дилетанты тоже нужны — не всем быть большими профессионалами, тем более, что Гончаров чувствовал, что время для русского изобразительного искусства ещё не пришло (оно придёт позднее).
(«Передвижники», как говорил Саврасов, — «они же пишут грязью», они знают только одну краску — коричневую. Боровиковский, Левицкий, Рокотов относятся ещё к XVIII-му веку; Брюллов — это чистописание и лучше всего это понимает Гончаров, но понимает и Достоевский. Более или менее исключением является Крамской, который знает всё-таки несколько красок. В это время русское искусство ещё не ставит перед собой больших проблем[67]
.)Дальнейший сюжет романа показывает, что в здоровом обществе (это и есть один из главнейших выводов романа) нет лишних людей: лишние люди — знак нездорового общества. В здоровом обществе лишних людей не будет, может быть разбойник — тать: татя нужно гнать, а все другие — лишними людьми не будут, потому что Гончаров (тоже впервые в русской литературе) ставит во главу угла умение прощать, умение понимать, снисхождение и, прежде всего, христианский взгляд на мир.
Ключевая сцена романа, когда все фигуры высказываются. После того, как история Веры и Волохова срывается в падение — точнее, она вообще срывается в беду и совершенно правильно это явление бабушка определяет русским словом «беда». Потом это слово повторит только Достоевский в «Подростке», где в завязке романа сказано — «началось прямо с беды» и пометка рассказчика: «Я думаю, что читатель не будет ломаться, а поймет о чем я говорю».
Так вот, когда вся эта история срывается в беду, то оказывается свидетелем именно Райский, который ждал, ждал, пока явится Вера, и отправился ее искать. После этого он приносит ей поздравление, то есть швыряет в окно (а в доме семейный праздник — день рождения Марфеньки) букет из померанцевых цветов[68]
(померанцевык — белые и оранжевые, причудливой формы). Она его понимает и тихонечко говорит: «великодушный друг» и падает в обморок.Райский, значит, тоже пригодился, пригодился в качестве чистого сердцем посредника, все-таки человека, которому доступно покаяние; все-таки рассказать про беду бабушке достается ему, выслушав перед этим Веру. И после того, как он рассказал бабушке, он становится на колени и говорит простые русские слова: «бабушка, спасите Веру». И в ответ он тоже получает простые христианские слова — поздно. «Поздно она обратилась, иди к ней и утешай как умеешь, а бабушки у вас больше нет». Бабушка пытается размыкать беду, но беда снимается только покаянием. Бабушка очнулась от простого слова, что надо бы ее разбудить, что Вера больна и она, вдруг, превращается из «дикой старухи» вновь в хозяйку дома, в няньку, в сестру милосердия и с этого начинается избавление.