Классическая русская литература в свете Христовой правды

У Льва Толстого, кстати, можно увидеть массу нигилистических черт: вот я иду по льду — это по поводу православной обрядности, православных уставлений, — и мне очень хочется ледорубом как следует ударить и посмотреть, крепко ли держится. Конечно — это демоническая мысль и демонически выраженная.

Почему роман «Отцы и дети» некоторая молодая публика не только не приняла, а оскорбилась? Дело в том, что Базаров снижен художественной логикой романа. В отличие от Инсарова, которого всё-таки любит героиня, да и Инсаров — пришлец, Базаров снижен тем, что его не любит ни одна женщина, кроме Дуняши (горничной), которую он не замечает как муху. Не любит Одинцова, а это — явно — первая его любовь. До этого Базаров говорил только, что, мол, старайся добиться толку, а толк с его точки зрения — это прелюбодейная связь. А нельзя, так оставь в покое — не свет клином сошелся. (Рядом налаживается счастливая любовь Аркадия и Кати, то есть именно гнездо).

Базаров положил глаз на Фенечку, хотя это, конечно, никакая не любовь, а чистейшее низменное вожделение. Но и тут его вызвали на дуэль, всё-таки ему показали, — кто он такой: ему напомнили, что он в чужом доме.

Есть такой тип людей, которые как бы лишние; то есть получается так, что когда лишний человек уходит, то как-то быстренько налаживаются все связи.

В тургеневской системе в роли лишнего человека оказывается сам Базаров, хотя он — никакой не Дон Кихот.

Действительно, Базаров умирает; через полгода Аркадий женится на Кате; Николай Петрович, после увещания брата, женится на Фенечке (тогда как Базаров считает, что ее сейчас же выгонят с позором); через некоторое время выходит замуж Одинцова за будущего адвоката. И особенно торжествует старый слуга Прокофьич, который видит в Базарове просто хама (не нигилиста, не ниспровергателя основ, не героя). Хотя Прокофьич не знает истории, приведшей к дуэли, но довольно точно определяет, что «этакого прощелыгу надо было просто отхлестать» (не подставляя, так сказать, своего лба).

Про смерть Базарова все знают, но неизвестно ничего про Дуняшу, которая единственная из всех полюбила Базарова. Неизвестно, например, осталась ли она в этой усадьбе или куда-то ушла.

Пророчество Тургенева — конец нигилиста.

Критика прошла мимо смерти Базарова, а ведь смерть Базарова — самоубийство, притом сознательное. (Только Розанов нащупал самый нерв нигилизма.)

Как обнаруживается его болезнь? Заведомо человек умер от брюшного тифа, но кто-то толкает его под руку — «попробовать» тоже (во вскрытии поучаствовать), не проверив, не соблюдая технику безопасности (нет даже элементарной антисептики).

Тургенев в этом случае дал даже некоторые справки: если нет адского камня, то можно прижечь калёным железом[41] (раскалить и прижечь). Он этого не сделал. Да и после Базаров, вместо того, чтобы идти в ближайшую деревню, болтался где-то четыре часа и когда попросил адского камня, то сказал, что теперь и адский камень не нужен, «если уж я заразился, то теперь уже поздно».

Эти четыре часа и есть его страшный вызов, но вызов судьбе (как бы игра с судьбой): подождать эти четыре часа — а вдруг? Потому что на самом деле эта душа, избравшая небытие, к небытию и стремится.

Можно провести некоторую параллель со свидетельством Розанова. В 1912 году Розанов замечает, что «венцом революции, если она удастся, будет великое «volo» (то есть «хочу»). Великое volo «уснуть» — будет эра самоубийств[42]. («Опавшие листья», короб 1-ый)

Это пророчество Тургенева не было прочитано ни Писаревым, ни, тем более, прогрессивной молодёжью.

Дальше начинается действительно бессмертная летопись о последних днях Базарова. Этот роман — лучший у Тургенева; в лучшем романе он, конечно же, умнее самого себя; и последние страницы — это прямо свидетельство, прикосновение к тайникам жизни. Это не только соприкосновение художественной правде романа, но это — касание Истины и в этом смысле — касание уже Божьего бытия.

Итак, у Базарова начинается жар, озноб, бред («собаки какие-то бегают» — это душа его просыпается и дает свои видения). Наконец, к нему обращается его отец; и как сказано: «с необычайным воззванием» — «Сын мой, Евгений, дорогой мой, любимый сын!» И тот находит человеческие слова, — «что, мой отец?» Отец уговаривает его «исполнить долг христианина», то есть исповедаться и причаститься перед смертью.