Классические психоаналитические труды

Прежде чем ответить на данный вопрос, давайте вернемся к одной из описанных мною обсессивных пациенток и посмотрим, сможем ли мы собрать еще какую-либо практически полезную информацию. Итак, из общего интереса мы можем вспомнить, что данная конкретная пациентка воспринимала объяснения, данные аналитиком, как бессознательный эквивалент эротического заигрывания. Это согласуется с тем, что мы часто говорили раньше: что процесс анализа вообще воспринимается как младенческая эротическая ситуация и, конкретно говоря, часто как своего рода сексуальное нападение. Тогда мы можем понять правильность того, что собственные ассоциации пациента представляют для его бессознательного в равной мере инфантильную форму деятельности. Пассивное отношение аналитика является тогда признаком женственности, а желание пациента управлять анализом с помощью объяснительных пассажей и придуманных дома интерпретаций представляет мужское отношение. Но, как уже говорилось, одним из важнейших событий в рассматриваемой последовательности было то, что пациентка горячо отрицала даже не столько интерпретации, сколько простые резюме ее собственных идей и утверждений. Это, по меньшей мере, был некий давно утерянный обсессивный аффект – он мог быть свободно выражен, только когда какой-нибудь другой человек повинен в преступлении открыто и подробно рассказывать эротическую фантазию. Но это не только аффект – он ясно показал сознанию существование отрицающего отношения, цензурирующую деятельность Эго, которому можно было потакать за счет кого-то другого. Поэтому реакция на интерпретацию переноса была, на самом деле, продолжением деятельности переноса, которой помогал процесс проекции. Наша интерпретация переноса была поэтому неполной – бессознательная фантазия была до определенной степени проговорена, но бессознательная реакция Эго еще только должна была быть доведена до осознания через обращение проективной защиты пациентки.

Иллюстрация такого рода страдает из-за отсутствия контекста. Все, что мы до сих пор сделали, имело целью показать, что если нам хватает мужества наших убеждений в реальности отношений переноса, то мы можем сделать достаточно точную интерпретацию в любой момент после начала невроза переноса. Мы рассмотрели один-два простых примера эротических фантазий переноса, которые были очень близки к сознанию, и должны допустить, что таким же самым образом в переносе повторяются гораздо более сложные идеи и ситуации. Теперь вы могли бы спросить: а в чем был общий смысл манифестаций обсессивной пациентки в тот конкретный момент и какое отношение они имели к ходу анализа? Предположим, что действительно открывается фантазия переноса – какую выгоду можно из этого извлечь, что нам надо будет сказать, если пациент обратится к нам с вопросом «Ну и что?»

Так вот, тогда как из-за ограниченности места я не могу полностью рассказать историю ее невроза, я могу отметить, что какое-то время до описываемых событий я наблюдал обычные признаки поступательного движения в фантазийной жизни пациентки. Текущий аффект обсессивной пациентки в описательном смысле несравним с аффектом истерички – нет таких напыщенных разговоров и такой бросающейся в глаза амнезии. Тем не менее, оценить их чувства можно, просто отмечая их реактивные образования, отрицания, эллипсисы и уточнения подробностей. Прямое выражение аффекта может, более того, наблюдаться в некоторых смещенных направлениях. Там, где истерик потратит бесконечно много времени, сознательно отвергая, скажем, непристойное слово, обсессивный потратит столько же времени в муках сильнейшего волнения из-за простого детского прозвища. Если истерик теряет дар речи из-за бурной эротической фантазии, то обсессивный громко сетует по поводу невинной с виду сентиментальности, под которой Супер-Эго учуяло более примитивную конструкцию.