Классик без ретуши

Подобные отзывы, разумеется, не могли радовать стареющего мэтра, несмотря на броские декларации о том, что его «никогда не волновала глупость или желчность критиков», всегда довольно болезненно реагировавшего на критические уколы. Правда, гораздо неприятнее было то, что у подавляющего большинства американских рецензентов "Просвечивающие предметы" вызвали не отторжение даже, а болезненное недоумение и растерянность. Если Джон Апдайк <см.> честно признался в своем непонимании набоковского замысла, то другие рецензенты (из числа тех, кто испытывал перед Набоковым благоговейный ужас и не мог осмелиться на какую-нибудь серьезную критику в его адрес) с большей или меньшей ловкостью маскировали свое непонимание пересказом зачаточной фабулы, поверхностными наблюдениями (в частности, о том, что появляющийся где-то в середине романа писатель R. — пародийный двойник самого Набокова) да констатацией того, что в этом романе писатель интересуется чем угодно — смертью, потусторонностью, вопросами литературной техники, — но только не реальной действительностью и живыми людьми. В качестве десерта предлагались экстравагантные интерпретации наугад выбранных тем и образов романа. Приз за самую оригинальную интерпретацию (если таковой был бы учрежден автором) наверняка получил бы рецензент газеты "Нью-Йорк таймс", настаивавший на том, что в "Просвечивающих предметах" чувствуется «почти всепоглощающая озабоченность Набокова фрейдистскими темами — в частности, Эдиповым комплексом» (Lehman-Haupt С. Ignoring Nabokov’s Directions // New York Times. 1972. November 13 P. m-13).

Другие рецензенты — из числа рьяных приверженцев Набокова, бесповоротно зачарованных блеском его писательского дарования и поэтому далеких даже от мысли о каких-либо критических замечаниях, — отличились на поприще интертекстуального опыления набоковского текста, то есть «вчитывания» туда весьма произвольных и необязательных литературных ассоциаций Так, Роберт Олтер сопоставил "Просвечивающие предметы" С… "Ромео и Джульеттой" — на том основании, что в обоих произведениях имеется пара влюбленных друг в друга молодых людей, по вине героя и там и там погибает возлюбленная, что и самого героя обрекает на смерть (Alter R. Mirrors for Immortality // Saturday Review. 1972. Vol. 55. № 46 (November 11). P. 74).

Майкл Вуд <см.>, хоть и заявил о том, что "Просвечивающие предметы" — «это первый роман Набокова, через плечо которого не заглядывает другой роман, написанный по-русски», тем не менее в конце своей рецензии дошел до сравнения "Просвечивающих предметов" с "Защитой Лужина". Саймон Карлинский <см.> куда более обоснованно указывал на тематическую и сюжетную связь "Просвечивающих предметов" с давним набоковским рассказом "Возвращение Чорба" (правда, и он не удержался от пагубного соблазна — а кто из набоковедов не любит щегольнуть своей чудовищной эрудицией? — и безоглядно окунулся в оргию интертекстуальных сближений, объявив героев романа, Арманду и Хью Персона, «современным вариантом толстовских Элен и Пьера из "Войны и мира"», а самого Набокова — последователем Гофмана и Владимира Одоевского).

Характерно, что в рецензиях американских «набоковианцев» азартное жонглирование аллюзиями и многомудрыми рассуждениями о «литературных влияниях» почти полностью вытеснило аксиологический аспект — либо потому, что подходить к творчеству «живого классика» с какими-нибудь оценочными критериями они считали неприличным, либо потому, что им все труднее и труднее становилось подбирать веские аргументы, которые подтверждали бы высокое эстетическое качество очередного набоковского «шедевра».

Впрочем, какие бы объяснения мы ни предлагали, факт остается фактом похвалы Набокову со стороны его американских поклонников на этот раз звучали как-то глухо и вымученно, а возгласы разочарования и пренебрежительный смех недоброжелателей — все громче и настойчивее.