Здесь, в С.Петербурге, все тихо и спокойно. Слишком даже тихо. Государь увез с Собою все увеселения. Театр тащится медленною стопою. Публичных увеселений нет, да никто их и не ищет. Французскую здешнюю труппу умножают хорошими сюжетами739
. Сюда прибыл старик Клозель, актер «Одеона»740, renommé, – говорят французы, – par sa beaute, son talent et sa bêtise741. О нем рассказывают презабавный анекдот. Он приехал на пароходе из Любека. В таможне требовали с него декларации о том, что он везет с собою. Клозель представил на письме и в натуре карманное издание Мольера. На другой день объявили ему, что он должен заплатить 45 рублей штрафу за то, что утаил в декларации, сколько фунтов весят эти книги. Он заплатил штраф, с замечанием: «Un drôle de pays, où le génie est apprécié d’après son poids! Ma foi, je n’ai jamais cru que l’on puisse peser Molièrè à la livre!»742 Вот еще один к множеству глупых и досадных анекдотов о нашей таможне. Другие глупости не так досадны: они остаются у нас, а таможенные нелепости идут за границу с первым путешественником и приводят в посмеяние русских и их правительство. В самом деле, забавна земля в Европе: «Secretary of State»743 переводят «губернским секретарем», а книги пропускают по весу! Занимая начальства подобными делами, крадут у него время, сбивают его внимание, а под шумок пропускают контрабанду!Достоин замечания следующий подвиг нового министра просвещения. В так называемом Щукином доме, где находится Департамент народного просвещения, многие квартиры занимаются чиновниками оного в флигеле, идущем на Садовую улицу, насупротив Гостинного двора и Ассигнационного банка744
. Не знаю, кто-то вздумал вразумить департамент, что выгодно будет отдать эти квартиры под наем русского трактира или кабака (что все равно), а чиновникам дать квартирные деньги, которые составят часть наемной суммы. Тотчас явился охотник-трактирщик, и дело слажено. В бельэтаже дома, принадлежащего Министерству просвещения, посреди Петербурга, открывается герберг745 или так называемаяС каким нетерпением ожидаем мы известий из армии! Дай Бог нашему Государю порядочно поколотить турок, принудить их к миру, зажать рот английским лордам-лавочникам и французским белым якобинцам746
, и венским нихтбештимтзагерам747, которые так и глядят, чтоб урвать себе клочок из чужой добычи! Дай Бог Ему кончить войну нынешнею кампаниею и приехать на зиму к нам навсегда. Добрые, усердные, преданные Ему истинно россияне примут Его с восторгом, благодарностию и надеждою. Завопиют наши Мехметы, Измаилы, кадии, янычары, улемы748 и дервиши! Взять Ему дубину Петра Великого да образумить и этих турок! Дай Бог Государю преодолеть врагов внутренних, как внешних: Он стоит этого торжества своим правосудием, любовию к добру и благородным сердцем!Помнишь ли, как у нас убоялись учреждения жандармерии750
, как называли сие заведение опасным, вредным и ненавистным? Слава богу, ныне образумились, по крайней мере во многих местах. Мне случилось на сих днях говорить с одним давнишним приятелем, вологодским помещиком, которому тамошний губернатор751 делает честь разными притеснениями. У них находится жандармский подполковник Дейер, родом швейцарец, человек благородного сердца и твердого характера. Один взгляд его, в точном смысле сего слова, приводит в трепет подьячих. Разумеется, что и там не все мерзости прекратились, ибо око человека честного не проникало еще в вертепы ябеды и крючков, но мерзостей сих было бы вдесятеро более без сего надзора. Сердечно радуюсь за вологжан, радуюсь за Государя, которому удалось найти честного человека и поставить его на место. Больно прибавить: опять и этот человек не русский. Разве мы не из того же общего теста? Из того, и может быть из лучшего! Да месили нас плохо.