Не только я, но и все, знающие меня, душевно убеждены, что муж столь высокого просвещения и справедливости как Ваше Высокопревосходительство, приказывая понудить
меня к удовлетворению Лисенкова, не имели в виду запретить выезд из города литератору и назначить ему место, где он должен сочинять, и срок работы воображения. Изобретение сей тяжкой для меня кары принадлежит генерал-адъютанту Кокошкину, ибо ни в одном из европейских законодательств, равномерно и в русском законодательстве не существует закона, запрещающего выезд из города литератору для понуждения его писать, и напротив, везде литераторы ищут вдохновения и освежают свое воображение в поездках и сельском уединении. Выезд запрещается по денежным делам и уголовным преступлениям, а я ни гроша не должен Лисенкову, как свидетельствует его расписка, данная уже после контракта, по которому я не удовлетворил его единственно по несчастным обстоятельствам. Чего может требовать от меня Лисенков, когда он взыскал с меня двойную неустойку, и для вознаграждения себя за проволочку продает три части моих сочинений по той цене, какая назначена за четыре части, и могу ли я кончить для него статью больной, разлученный с семейством, заключенный противу воли в городе. Я только и жду, что генерал-адъютант Кокошкин заключит меня в тюрьму, на том основании, на каком он заключил меня в городских стенах!Больной, призываемый в деревню болезнью жены и разными делами, я близок к совершенному отчаянию, которое самую жизнь делает мне несносною!
Господин министр просвещения в последнем отчете своем назвал нашу литературу сиротствующей
469. Иностранные литераторы и путешественники, здесь находящиеся, едва верят, чтоб полиция назначила литератору срок к окончанию сочинения и, не основываясь ни на одном законе, стесняла личную свободу, запрещая выезд из города, особенно когда литератор представляет свидетельство о болезни, от которой жизнь его находится в опасности, и доказывает, что он уже кончил большую часть труда, за который его столь жестоко преследуют! Великий Тацит сказал великую истину: «Sic ingenia studiaque oppresseris facilius quam revocaveris»470. Я делаю, что могу, по силам и по времени, и никогда бы не довел себя до просрочки, если б не был принужден сочинять трижды одну повесть! Эта работа почти превышает силы человека!От правосудия и человеколюбия Вашего высокопревосходительства смело надеюсь защиты и покровительства! Благоволите предписать господину генерал-адъютанту Кокошкину выпустить меня без замедления из столицы в Дерпт, к моему семейству. От этого зависит не только удовлетворение Лисенкова, столь сильно покровительствуемого генерал-адъютантом Кокошкиным, но спокойствие моего семейства и самая жизнь моя471
.