Эта дата отмечалась с особой помпой как в Советском Союзе (где по этому случаю был устроен грандиозный вечер в Большом театре с присутствием высших чинов), так и в среде русской эмиграции. Число публикаций о Пушкине в 1937 и 1938 годах в Советском Союзе и за рубежом было сравнимо только с количеством работ, вышедших к столетию рождения поэта. Общий их тон, как и прежде, был приветственным, но содержание соответствовало изменившейся эпохе. Теперь обе партии интеллектуалов — в России и в эмиграции — искали в Пушкине ответ на поставленные недавней историей вопросы. Реабилитация Пушкина в советской России началась еще ранее, в середине 1920-х, когда члены группы «На литературном посту» призвали учиться у классиков, и в особенности у «пушкинской школы»36
. Если советское литературоведение пыталось сделать из Пушкина провозвестника соцреализма, то для эмигрантской критики он оставался символом старой России, ее духовности. В заглавиях статей зарубежных авторов замелькали знакомые темы: «Пророческое призвание Пушкина», «Певец империи и свободы», «О гуманизме Пушкина», «Пушкин как политический мыслитель»37. Поколебленное в революционную эпоху место поэта как краеугольного камня в основании русской культуры теперь было надежно укреплено.И вновь медики быстро последовали за критиками. В 1937 году в Праге вышла книга психиатра Г.Я. Трошина, после революции жившего в Чехословакии. Автор снял с поэта диагноз «психопатия», оставив только «кризисы сомнений» — без которых, спешил он заметить, «не обходится ни один великий человек». Трошин как будто стремился усыпить прежние сомнения в здоровье Пушкина, порожденные свидетельствами о его бурном темпераменте. Он писал, что «при всех своих срывах» поэт сохранял «первоначальную чистоту души» и что «светлая природа Пушкина была сильнее темной». Книга Трошина была посвящена вопросам о природе творчества, вокруг которых сторонники и противники Ломброзо вели столь жаркий спор. Неожиданно для психиатра, Трошин уступал свое место эксперта в этих вопросах самому поэту. Делая вывод о том, что моральная чистота «служит неотъемлемым свойством гения», автор цитировал знаменитое пушкинское:
Гений и злодейство
Две вещи несовместные38
.«Оправдание» им поэта, как и обращение к авторитету Пушкина в вопросе, который психиатры считали профессиональным, трудно объяснить чем-то иным, кроме всепоглощающего восхищения именем, вновь вошедшим в зенит славы. В Пушкине образца 1937 года гений и душевная болезнь — так же как гений и злодейство — снова оказались несовместными.
1
2
3
4
Якубович А.И., цит. по:5